Сооружение специальных катальных гор начиналось обычно еще за одну-две недели до праздника; занимались этим молодые мужчины и неженатая молодежь обоего пола. В больших селах к Масленице непременно строили одну большую катальную гору для всей деревни и еще несколько меньших горок, а для детей заливали лед возле ворот дворов.
Для верхней части горы («головы», или «гузна») вкапывали в землю четыре высоких столба, клали наклонные слеги и на них начинали укладывать параллельно друг другу более-менее ровные и одинаковые по длине бревна.
Сверху всю конструкцию замазывали конским навозом и постепенно покрывали снегом, который утрамбовывали и периодически поливали водой до появления толстой ледяной корки. Для удобства катания ледяную полосу – «скат», или «катище» – окружали невысокими защитными бортиками, а в конце ската еще делали длинную ледяную дорожку («улицу», «раскат», «хвост»); если же горку делали на берегу реки, то раскатом служил речной лед.
Полосу катания также нередко украшали по краям вкопанными елками, снежными и ледяными фигурами и пр., а вечером освещали фонарями или факелами, сооруженными из намотанной на шесты пакли. В городах иллюминация была еще более яркой: там горки освещали с помощью лампад (плошек с жиром), смоляных бочек и фонарей.
Деревенские ребятишки опробовали катальные горки в первые же дни праздника, со вторника (на «заигрыши») к ним присоединялись и парни с девушками, но массовый характер катание с гор приобретало обычно в последние три-четыре для праздника: в это время на горки собирался весь народ, приходили даже иные старики – «вспомнить молодость».
Катание обычно начиналось где-то с полудня и непременно сопровождалось прибаутками, смехом, свитом и пр. За порядком на горке следили парни и молодые мужчины. Народ являлся на горку в лучших нарядах, хотя в процессе катания рисковал вываляться и вымокнуть в снегу. Тех, кто явился на горку впервые, молодежь норовила еще и особо искупать в сугробе: у мужчин при этом сбивали шапки и натирали лицо снегом, а женщинам и девушкам совали снег за пазуху, под рубашки и платья.
Для катания использовались обычно либо салазки, либо разные народные приспособления – обледенелые рогожи и шкуры, ледянки (решета, обмазанные навозом и облитые водой для появления толстой ледяной корки), катанки или буки (старые обледенелые корзины), лотки (половинки чурок с плоским обледенелым основанием и выдолбленным сверху углублением), корежки (выдолбленные из дерева ладьи), катульки (своего рода лодочки, сооруженные из доски, заостренные на концах и с небольшим углублением сверху) и т.д.
Катались, собственно, на всем, что могло более-менее легко скользить по ледяной поверхности. Спереди к этим приспособлениям обычно привязывали веревку, чтобы их можно было втаскивать за собой на гору. По традиции катание открывали девушки. Они по одиночке или группами скатывались на донцах от прялок, и по тому, как далеко они укатились, поселяне судили о том, кто из них лучшая пряха и как далеко от дома суждено им выйти замуж. После девушек скатывались «на долгий лен» (т.е. для получения длинного и волокнистого льна) замужние женщины; они тоже катались на донцах от прялок, а также на обледенелых скамейках, санях без оглобель или в специальных «лодках». Потом на горку допускались уже все желающие, кто как хотел; скатывались и по одному, и группами: на рогожах, например, скатывалось иногда и по десять человек, а на санках нередко катались «кораблем», когда двое садились лицом друг к другу, а третий устраивался между ними.
Во время катания обычно происходили своеобразные смотрины: молодые парни и девушки присматривались друг к другу и начинали формировать пары, которым на будущий год предстояло объединиться уже в настоящие семьи. Парни приглашали девушек кататься на расписных салазках – усаживали девицу или даже двух к себе на колени и скатывались с горы, отталкиваясь руками от бортиков ската. Если катались на рогоже, то парень садился впереди, а девушка становилась на колени за его спиной и обнимала его руками за шею. Когда спуск проходил удачно, девушка должна была поцеловать парня; а если санки заваливались в снег, то парень, как правило, оставался ни с чем .
Во многих селах парню не полагалось катать одну и ту же девушку более трех раз (видимо, чтобы не оставались совсем без внимания другие, может быть, менее красивые девушки). Смелые девицы и сами усаживались на колени к парням, а нередко брались самостоятельно управлять салазками, катаясь только девичьим составом.
Во время катания парни нередко потчевали девушек специально захваченными с собой угощениями – семечками, орехами, конфетами и пр. Девицы же часто приносили на горки блины, угощались ими сами и угощали парней, припевая шутливо:
«Расскажи-ка, Масленица,
Как блиночки пекла?
Ой, блины мои, блины,
Блины масляные!
Как блиночки пекла,
Сколько сдобья клала?
Растворила я блины
На холодной на воды,
Никто не покупает,
Никто даром не берет» и т.п.
В некоторых богатых семьях, где имелись девицы «на выданье», братья специально устраивали отдельные катальные горки для своих сестер. Горки ставились посреди двора, а матушки посылали специальных «позываток» по родным и знакомым звать молодежь (девушек и парней) в гости: «у нас горы готовы и блины испечены – просим жаловать». Позываток встречали с почетом, угощали вином и блинами и отпускали с наказом «кланяться хозяину и хозяйке с детками, со всеми домочадцами; а деток своих пришлем к вечеру». Отказываться от приглашения считалось неприличным, а если все-таки требовалось по каким-то причинам избежать визита, то ответить следовало в особой вежливой форме: «У нас-де состроены у самих горы и прошены гости».
Явившихся на катание гостей «принимали с встречами у ворот, крыльца и образной», угощали блинами и прочими яствами, после чего приглашали «потешиться на горы», и во время этой забавы парни присматривали себе невест, а девицы – женихов. Таким образом, в деревнях катание с гор, очевидно, не было простой забавой: оно как бы «побуждало землю к плодоношению, растительность – к вегетации, женщину – к деторождению, а молодежь – к вступлению в брак» .
Такие представления были связаны с поверьем о том, что репродуктивные способности человека и земли тесно связаны и влияют друг на друга; по этой причине катание (по земле, снегу и пр.) в народной традиции воспринималось как процесс стимулирования земной плодородной силы и одновременно той же силы человеческой, «слияния [человека] с землей и оплодотворения ее». Но в городах, как и следовало ожидать, катание очень быстро превратилось в обычное праздничное развлечение. Правда, при этом поведение катающихся на горах было также строго регламентировано: например, в сибирских городах простолюдинам разрешалось кататься каждый день праздника до поздней ночи, но высшие слои общества и чиновники ради приличия должны были появляться на горках лишь с полудня до двух часов дня.