КОРЯКИ
К югу от Анадыря по побережью Берингового моря до р. Уни, а по западному побережью Камчатки от р. Тигиль на юге до северного угла Пенжинской губы жили оседлые коряки. Оседлые коряки занимали также северо-западное побережье Охотского моря вплоть до р. Олы. «Острожки» оседлых коряков находились не только на нижнем, но и на среднем и верхнем течениях более или менее крупных рек Камчатки (например, на реках Тигиле, Палане, Караге, Русанове и др.). Всё внутреннее пространство Камчатского полуострова от р. Большой на юге вплоть до правых притоков Анадыря — рек Великой и Майны, долины нижнего и среднего течений рек Пенжины, Гижиги, Парени, Ямы, Олы, а также п-ов Тайгонос занимали оленные коряки.
Численность коряков в XVII в. была совершенно неизвестна. Даже С.П. Крашенинников писал, что «о людстве коряцком подлинного известия получить невозможно было». По подсчетам Б.О. Долгих, предполагаемая численность коряков к концу XVII в. составляла 10785 чел., а по расчетам И.С. Гурвича, коряков было больше — около 13 тыс. Таким образом, вопрос о численности коряков в конце XVII в. требует еще дополнительного изучения.
Наиболее близкое соприкосновение русских с коряками началось с 80-х годов XVII в. Почти одновременно началось продвижение русских из Охотска на север по морскому побережью и из Анадырского острога на юг в камчатскую сторону.
Подобно чукчам, коряки разделялись на оседлых и кочевых. В свою очередь оседлые коряки делились на несколько территориальных групп, отличавшихся одна от другой по языку и некоторым элементам культуры. «А на Пенжине, — сообщал Вл. Атласов, — живут коряки… говорят своим особым языком… А едят рыбу и всякого зверя и нерпу. А юрты у них оленьи и ровдужные… А за теми коряками живут иноземцы люторцы, а язык и во всем подобие коряцкое, а юрты у них земляные, подобные остяцким юртам».
Оседлые коряки занимались рыболовством, морским зверобойным промыслом и охотой на горных баранов, диких оленей и медведей. Больше всего они были рыболовами. Как известно, реки Камчатки, а также реки, впадающие в Охотское и Берингово моря, изобиловали лососевыми породами рыб. Рыболовство было основным источником существования коряков. Рыбу ловили в реках и озерах на нерестилищах сетями, связанными из сухожилий оленя или из ниток, сделанных из крапивы. В основном из рыбы делали юколу, которая хранилась в специальных сооружениях (балаганах) на высоких сваях. Юкола была основным зимним пищевым продуктом оседлых коряков.
Чем дальше на север по побережью Камчатского перешейка, тем большее значение в жизни коряков приобретал морской зверобойный промысел. Они охотились на тюленей, китов, а на побережье Берингового моря — на моржей.
На суше коряки охотились на диких оленей, которые водились в северной части Камчатского полуострова, и на горных баранов. Их добывали при помощи лука и стрел, а также с помощью петель, которые устанавливались на звериных тропах. Повсеместно на территории расселения коряков водились бурые медведи, которые также были предметом их охоты.
Ко времени соприкосновения с русскими у коряков уже было развитое пастушеское оленеводство. Стада некоторых патриархальных общин были многочисленны. Олени составляли частную собственность отдельных членов общины. У коряков существовало имущественное неравенство, которое резко бросилось в глаза первым русским наблюдателям.
Олени давали корякам не только пищу, но и материал для одежды, обуви, жилища; излишки оленеводческой продукции шли к оседлым корякам, в обмен на них оленеводы получали продукты Морского зверобойного промысла (ворвань, шкуры и кожи морских млекопитающих). «Платье все носят из оленьих кож, — писал С.П. Крашенинников — в котором нет никакой отмены от камчатского, ибо камчадалы от них же получают оленье платье, как уже выше объявлено». Олени также служили средством передвижения. Их запрягали в грузовые и легковые нарты, ездили на них только зимой.
Орудия труда и охоты коряков изготовлялись из дерева, камня и кости. Интересно то, что их топоры (тесла), наконечники стрел, копий, мужские и женские ножи (пакул) обнаруживают почти полное сходство с аналогичными предметами чукчей и сибирских эскимосов. Оружие коряков имело также много общего с оружием чукчей и эскимосов. «Военное их оружие состоит в луках, стрелах и копьях, которые прежде сего из костей же и из камней делали… Топоры и ножи прежде бывали у них каменные и костяные, а огнива деревянные, которые и поныне больше употребляют», — писал С.П. Крашенинников. Говоря об алюторских оседлых коряках, В. Атласов отмечал: «…ружье у них, луки и стрелы костяные и каменные».
Средством передвижения по суше оленным корякам служили олени, а оседлым — собаки, которых они тоже запрягали в нарты. Как отмечал С.П. Крашенинников: «… есть олени и у сидячих коряк, токмо у редких и не помногу, а употребляют они их токмо для выезду». На оленях, запряженных в нарты, коряки вступали в бой с противником. «На бой выходят коряки оленные на нартах: один правит, а другой из лука стреляет». По рекам они ездили на батах (в южных районах расселения), а по морю — на байдарах. Последние отличались своими размерами, особенно у пенжинских коряков. «У пенжинских иноземцев для морского ходу бывают вместо лодок байдары, — сообщал Вл. Атласов, — сшиты из нерпичей кожи, в длину сажен 6, а поперек сажени 1/2, и в тех байдарах человек по 30 и по 40 на море плавают для нерпичьего и жирового промыслу».
Оленные коряки жили в переносных жилищах, остов которых составлялся из легких жердей и покрывался полотнищами, сшитыми из оленьих шкур. Внутри такого жилища ставились пологи, также сшитые из оленьих шкур. Их ставилось столько, сколько жило семей под одной крышей. Посередине шатра горел костер, на котором готовили пищу. Пологи освещались и отоплялись лампами-жирниками, в которых горел либо костный жир, либо жир морских животных. Летние шатры крылись полотнищами из ровдуги.
Оседлые коряки имели особые зимние и летние жилища. Зимою они жили в полуземлянках, с входным отверстием наверху, которое одновременно служило и дымоходом. В таких полуземлянках жило по нескольку семей ближайших родственников. Летом они селились в конусообразных балаганах, которые строились на высоких столбах и крылись травой. Каждая семья имела свой балаган. Эти же балаганы служили складами, где зимой хранилась заготовленная летом юкола.
Питались коряки рыбой, мясом оленей, горных баранов, морских млекопитающих, собирали кедровые орехи, ягоды, некоторые виды съедобных корней.
Они пользовались глиняной, берестяной и кожаной посудой, плели из травы циновки, корзины, мешки для хранения запасов кедровых орехов, ягод, кореньев съедобных растений.
Общественные отношения коряков, видимо, принципиально ничем не отличались от общественных отношений чукчей. Основной общественной единицей коряков была большая патриархальная семья с сохранившимися пережитками материнского рода. У оленных коряков такой хозяйственной и общественной единицей была стойбищная община, объединявшая ближайших родственников, — патриархальная семья. «В одном месте юрты по четыре и по пяти бывают, но больше по одной», — отмечал С.П. Крашенинников. У оседлых коряков это была группа родственников (большая патриархальная семья), объединенных вокруг основного средства охоты — байдары, — байдарная община. Члены такой общины жили в одной полуземлянке. «Начальных людей у них прежде не бывало, но кто в котором роду оленьми богат, тот в том роду и начальствовал, потому что все бедные и скудные оленьми около того сродственника его живут, а они их кормом и платьем снабдевают, а они табун его караулят». Как видно, имущественное неравенство на почве владения оленями у коряков зашло далеко. «У жен и детей особливые табуны». У них уже сложились зачатки патриархального рабства. Рабами были иноплеменники. «Холопей имеют чюкоцкого и камчаткого народов».
У коряков практиковалось многоженство, особенно среди богатых. «Женятся богатые на богатых, а скудные на скудных… Жен имеют по две и по три, и содержат их по разным местам, дав пастухов и табуны особливые». Экзогамных норм брака у коряков, как и у чукчей, уже не существовало. «Жен берут наиболее из своего роду, двоюродных сестер, теток и мачих, токмо не женятся на матерях, на родных дочерях, на родных сестрах и на падчерицах». За невесту отрабатывали по три-пять лет.
В основе религиозных представлений коряков лежал анимизм. Они одухотворяли явления природы. Приносили жертвы «духам» гор, рек, моря и т.п., чтобы вызвать с их стороны благодеяние в виде удачливой охоты, промысла, благополучия. Были у них и шаманы, которые при помощи игры в бубен вызывали духов-помощников, и с их помощью вели борьбу со злыми духами. Среди оседлых коряков были шаманы, которые «почитались за лекарей». Однако больных они «лечили» только игрой на бубне, якобы «отгоняя духов» болезни.
Вместе с тем коряки, как и чукчи, имели много практических навыков, связанных с охотой, рыболовством, со знанием местных природных условий, их особенностей. Их жилища, одежда, средства передвижения, орудия труда и оружие были хорошо приспособлены к суровой природе представляли собой весьма совершенные изобретения, какие только можно было сделать в этих условиях. Поражает их удивительное умение использовать рационально все продукты оленеводства, морского промысла, рыболовства, окружающей скудной растительности.
