ПЕРЕНЕСЕНИЕ РУКИ СВ. СТЕФАНА ПЕРВОМУЧЕНИКА
(ДОБАВЛЕНИЕ К «ЦВИФАЛЬТЕНСКОЙ ХРОНИКЕ» ОРТЛИБА)
Ортлиб, монах монастыря Цвифальтен в Швабии, работал над хроникой, которая охватывала начальную пору в истории обители (1089-1109 гг.), до 1137/40 г. Приведенный фрагмент не является, однако, частью хроники Ортлиба, а относится к первому из добавлений к ней, которое было сделано в 1141 г. или чуть позже не известным по имени участником посольства к Саломее, вдове польского князя Болеслава III, и представляет собой отдельный сюжет — «Перенесение руки св. Стефана Первомученика» (имеется в виду перенесение из Польши в Цвифальтен).
»Хроника» сохранилась в нескольких списках, среди которых и, весьма вероятно, авторский оригинал: Landesbibliothek Stuttgart, cod. hist, quart. 156 (первой половины XII в.), в котором первое прибавление значится на лл. 51r-54r.
Издания: Ortl. 1852. Р. 90-92; Ortl. 1978. Р. 124-130.
Переводы: На немецкий язык: Ortl. 1978. S. 125-131; на русский язык: Линниченко 1884. С. 67-68; Свердлов 2. С. 251-254.
ПЕРЕНЕСЕНИЕ РУКИ СВ. СТЕФАНА ПЕРВОМУЧЕНИКА
(ДОБАВЛЕНИЕ К «ЦВИФАЛЬТЕНСКОЙ ХРОНИКЕ» ОРТЛИБА)
(1141 г.)
Во времена императора Генриха (Heinricus) IV1 и славнейшего польского князя Болеслава (Bolezlaus Boloniorum dux)2 некто из знатнейших вельмож Греции (principes Graecorum) отдал свою дочь замуж за одного короля Руси (rex Rutenorum)3 и сверх прочего блестящего приданого, а именно дорогих одежд, бесчисленного множества золота и серебра, всевозможных сосудов дивной выделки, а также других разных даров и вожделенных драгоценностей, отдал славный залог дороже золота и топазет4 — святые мощи. В их числе паче других выделялась сиянием святости рука святейшего диакона Стефана Первомученика5 и приобрела перед остальными, хотя и подлежащими вечному почитанию, преимущество почитания особого. Итак, упомянутая госпожа родила названному выше королю, своему мужу, исключительной красоты дочь, которую отец ее, когда она подросла, решил сочетать браком с неким знатнейшим польским правителем (tyrannus)6. Посредником при заключении этой помолвки выступал один весьма богатый польский вельможа (princeps) по имени Патрикий (Patricius)7. Но, как оказалось впоследствии, вероломный сват вознамерился заполучить невесту и приданое себе, а не другому. Осуществив это8, он замарал себя ядом еще одного вероломства. А именно, он обманом захватил некоего короля Руси (Ruszia), проявлявшего враждебность по отношению к польскому князю (dux), своему господину9. И после того как принес присягу верности, после того как передал себя под власть его (русского короля), после того как стал восприемником его сына из святой купели, предал не подозревавшего о столь коварном обмане в руки врагов, [обрекая его] на оковы и на выплату бесчисленного выкупа10. [За эти и другие нечестия папа и польские епископы приговорили Патрикия к церковному наказанию: он должен был, в частности, построить не менее 70 церквей и несколько монастырей. Чтобы получить средства для этого, он предложил князю Болеславу, в обмен на богатые земельные владения, руку св. Стефана. Обмен состоялся, и после смерти Болеслава реликвия оказалась у его вдовы Саломеи11, которая поддерживала связь с Цвифальтенским монастырем, отдав в него свою дочь Гертруду. Монаха Оттона она почитала за ученость и пригласила его к себе. Вместе с ним прибыл автор записки. Некоторое время приехавшие путешествовали вместе с двором княгини, после чего им были вручены подарки — сундучок с более чем 80 святыми реликвиями.] Впоследствии же, когда она (Саломея) собиралась уже дать нам разрешение удалиться, она пригласила своих сиятельнейших сыновей князей (duces) Болеслава (Bolezlaus) и Мешка (Misico) с их женами, дочерями королей Венгрии (Ungaria) и Руси (Ruszia)12, из их областей на общий совет. Собрав этот совет с первыми людьми (primates) королевства в городе под названием Ленчица (Lantsiza)13, она стала обсуждать с ними, отдать ли свою дочь Агнесу (Agnes) замуж или, через наше служение и сообщество сестер нашей обители, обручить ее Царю Небесному. Но так как они (Болеслав и Мешко) опасались, что их брат, родившийся от другой матери и старший по возрасту, князь Владислав (Ladizlaus)14опередит их в любви [к нему] народа, решили отдать ее, едва трехлетнюю, замуж за некоего сына короля Руси (Ruzzia) ради союза [с ним]15. [Саломея вручила цвифалътенским монахам многочисленные дары, в том числе и руку св. Стефана без большого перста. Они вернулись в Цвифальтен 1 апреля 1141 г.]
(Ortl. 1978. Р. 124-130)
КОММЕНТАРИИ
1 Либо германский император Генрих IV (по счету, принятому и в современной историографии), либо его сын Генрих V, как нередко считали в средневековье; двойственность объясняется тем, что Генрих I, основатель Саксонской династии германских королей, не был императором.
2 Несомненно, Болеслав III. В таком случае сочетание имен Болеслава III и Генриха IV или V указывало бы или на 1102-1106, или на 1106-1125 гг.
3 Время брака, несмотря на двусмысленную широту хронологических указаний "Перенесения" (см. предыдущее примеч.), можно установить с известной определенностью. Женитьба Петра Влостовича на русской княжне — независимо от того, предшествовала ли она похищению 1122 г. или следовала за ним (см. примеч. 8) — не могла намного отстоять от этой даты. Следовательно, рождение будущей супруги Петра приходится отнести к периоду ок. 1100 — ок. 1110 гг., а брак ее родителей — ок. 1090 — ок. 1110 гг.; если же всерьез принимать в расчет датировку "Перенесения", то оба эти отрезка надо сузить до 1103 — ок. 1110 гг.
В зависимости от принимаемой гипотезы о происхождении русской жены "Патрикия"-Петра (см. примеч. 7) этим "королем Руси" считают то киевского князя Святополка Изяславича (Лопарев 1902. С. 419. Примеч. 9; Balzer 1895. S. 123-124; Baumgarten 1927. Table II. N 3/III; Свердлов 2. С. 245. Коммент. 3; и др.), то его двоюродного брата Олега Святославича, одного из черниговских князей (Wtodarski 1966. S. 48-49; Пашуто 1968. С. 424. Табл. 5. № 4). Первая из гипотез покоится на весьма зыбком основании — легенде XVII в. о принесении в Киев мощей св. Варвары якобы женой Святополка Варварой, дочерью византийского императора Алексея I Комнина (о недостоверности этого предания см.: Янин 1. С. 84; Kazhdan 1990. Р. 419). Вторая выглядит, пожалуй, прочнее: о первом, греческом, браке Олега с некоей Феофано Музалониссой позволяют догадываться сфрагистические данные (Янин 1965. С. 76-90), в последнее время поставленные, правда, под сомнение (Чхаидзе 2007. С. 155-170), но вряд ли оправданно. Однако предположение об Олеге как тесте Петра Влостовича наталкивается на чисто хронологические препятствия — ведь женитьбу Олега на Феофано принято относить к началу 1080-х гг. Вопрос следует признать открытым.
4 Пс. 118, 127 (в редакции "Вульгаты").
5 Св. Стефана, диакона общины иерусалимских христиан I в., побитого камнями за проповедь христианства (Деян. 6, 5-8, 2) и почитаемого как первый мученик за веру — отсюда и прозвище "Первомученик" (Protomartyr).
6 Перевод лат. tyrannus в данном случае доставляет трудности. Иногда этот редкий термин употребляется в своем прямом смысле — как обозначение государя (короля, князя и проч.). Однако в данном случае такое понимание, кажется, было бы ошибочным. Автор "Перенесения" весьма последователен в титулатуре польских князей, именуя и Болеслава III, и его сыновей "герцогами" (duces), а русского князя называя, по обычаю, "королем" (rex). Это заставляет думать, что выбор особой титулатуры для отца гречанки, выданной на Русь, и для Петра Влостовича (именно princeps), а также для несостоявшегося польского мужа русской княжны, был неслучаен. Предпочитаем поэтому перевод "правитель" в силу его некоторой семантической неопределенности.
7 По другим источникам, преимущественно польским, он известен под именем Петра, сына некоего Влоста (лехитская форма имени "Власт" — сокрашения от композита "Властимир" или подобного), и в историографию вошел как Петр Влостович (Властович). Петр был приближенным польских князей: Болеслава III, а затем его сыновей Владислава II и Болеслава IV (Wasilewski 1970. S. 113-114; Стефанович 2006/3. С. 66-67). Возможно, польские информанты цвифальтенского автора (княгиня Саломея?) предпочитали не называть одиозного имени Петра, а именовали его анонимно неким "вельможей" (patricius), что впоследствии, уже на этапе обработки дневниковых записей о путешествии в Польшу, было воспринято как имя.
8 Русскую жену Петра Влостовича звали Марией; о попытках уточнить ее происхождение см. примеч. 3. Распространенное мнение, будто имя ее дочери Агафии в надписи в тимпане монастырской церкви в Олбине написано отчасти кириллическими буквами, основано на недоразумении. Из текста "Перенесения" следует, что женитьба Петра неколько предшествовала 1122 г., хотя предпринималась попытка обосновать обратное (Линниченко 1884. С. 67-70). Опыт верификации сведений цвифальтенского анонима о похищенной невесте принадлежит Б. Влодарскому, по гипотезе которого Мария предназначалась в жены силезскому палатину Скарбимиру, воспитателю и воеводе Болеслава III, но вследствие мятежа Скарбимира в 1117/8 г. досталась, вместе с силезским палатинатом (временно), Петру Влостовичу (Wlodarski 1966. S. 48).
9 Речь идет о пленении в 1122 г. перемышльского князя Володаря Ростиславича, известном как по русским ("Володаря яша ляхове лестью": ПСРЛ 1. Стб. 292; 2. Стб. 286), так и по польским (№ 57/3) и другим немецким (№ 47) источникам. Попытку их критической оценки и реконструкции событий см.: Стефанович 2006/3. С. 56-74; 2006/4. С. 78-89. Утверждение польских информантов цвифальтенского автора о какой-то политической зависимости Перемышля от Польши накануне 1122 г. (Болеслав III как "господин" Володаря) является преувеличением.
10 Все свидетельства (за исключением слишком лапидарного летописного) сходны в том, что описывают захват Володаря как акт вероломства со стороны Петра Влостовича, (притворно?) перешедшего на службу к перемышльскому князю, а освобождение — как выкуп. Сообщение древнерусской летописи об участии Володаря и Василька Ростиславичей в польском походе на Волынь в 1123 г. (с целью посадить там бежавшего в 1117 г. Ярослава Святополчича) заставляет думать, что освобождение Володаря было обусловлено еще и договором о военно-политическом союзе.
11 Саломея была выдана за Болеслава III после смерти ок. 1114 г. первой супруги польского князя Сбыславы, дочери киевского князя Святополка Изяславича.
12 Мазовецкого князя Болеслава IV Кудрявого и великопольского князя Мешка III. Женой Болеслава была Верхуслава, дочь новгородского князя Всеволода Мстиславича (ПСРЛ 2. Стб. 300; имя польского жениха Верхуславы здесь, впрочем, не названо), а Мешка — Эльжбета (Елизавета) (см. № 57, примеч. 87). В "Ипатьевской летописи" о замужестве Верхуславы сообщается в статье 1137 г., но она является ультрамартовской, так что вероятной датировкой брака служит 1136 г.
13 Ленчица была уделом Саломеи по завещанию умершего в 1138 г. Болеслава III, так как на руках княгини оставалось двое малолетних сыновей — Генрих и Казимир (будущий Казимир II Справедливый).
14 Старший сын Болеслава III от первого брака со Сбыславой Святополковной Владислав II, князь краковский и силезский. М.Б. Свердлов напрасно переводит обычное "maior natu" ("старший") как "более высокий по рождению", что дает историку повод для неосновательных суждений о положении русской матери Владислава "в феодальной иерархии" (Свердлов 2. С. 253, 258. Коммент. 25).
15 Для правления Владислава II действительно была характерна постоянная борьба с братьями, в ходе которой он опирался на союз с киевским князем Всеволодом Ольговичем, тогда как младшие Болеславичи, сыновья Саломеи, пытались найти поддержку со стороны сыновей покойного киевского князя Мстислава Владимировича — Всеволода (см. примеч. 12) и Изяслава, который в то время сидел на Волыни. Именно за старшего сына Изяслава Мстиславича — Мстислава — и была выдана Агнеса (в польской историографии именуемая Агнешкой) (Jasinski 1992. S. 262-263). Вот почему в "Ипатьевской летописи" Мешко III назван "уем" Романа Мстиславича, т.е. его дядей по матери (ПСРЛ 2. Стб. 662).
ПЕРЕНЕСЕНИЕ РУКИ
СВ. СТЕФАНА ПЕРВОМУЧЕНИКА
