БИТВА ДРАКОНОВ
День да ночь, сутки прочь — отдохнули Алексей Митрофанович и Арина Степановна в хлебосольном дому великана Зоряслава. Уж он не знал, где дорогих гостей усадить, чем попотчевать. Ведь если бы не спасители отважные, сгинуть ему бесславно в плену у огненного змея — царя Змиулана! Стали гости в путь-дороженьку собираться, подарил им Зоряслав по колечку медному с четырьмя камнями — александритами. Себе такое же кольцо на мизинец натянул. Да и филина, помощника волхва, окольцевать не забыл. Кольца те были не простые, заговорённые. Каждый камушек наречён именем одного из сотоварищей.
Самый большой александрит — Зоряславом. Камень поменьше — Алексеем Митрофановичем. Маленький александрит — Ариной Степановной. А тот, что с крупинку пшена, — филином, птицей полуночной. Захочешь проверить, здоровы ли друзья твои верные, не грозит ли им опасность, — посмотри на цвет камней. Пока они в прозелень отдают, пока сиреневые или белесые — всё у товарищей в жизни ладится. А если вдруг зарозовеет, или того хуже — покраснеет один из александритов в колечке, — сразу ясно, стряслась с хозяином камушка беда. Пора заботы будничные отбросить и спешить ему на подмогу. А если в придачу и колечко медное зазеленеет, начнет пачкать палец, — тут вовсе не до размышлений. Каждая минута дорога! Живым бы застать! От смерти неминучей спасти!
Поблагодарили Алексей Митрофанович и Ариша великана Зоряслава за чудесный подарок, оседлали коня богатырского, поскакали за проводником крылатым.
Долго ли скакали, коротко ли — очутились путники на краю широкой долины. Огляделся Алексей Митрофанович да и призадумался. Не узнал места знакомого. А ведь проезжал он краем долины, когда искал логово колдуна Черногора! Не так давно это было. Откуда ж взялись посередине две скалы причудливые? Кто сгрудил валуны поодаль, будто сбилось в страхе стадо каменное? Кто поставил с четырёх сторон по большому валуну, словно четырёх собак пастушьих? Не мог же он настолько замечтаться о скором освобождении из плена Арины Степановны, чтобы ничего вокруг не заметить!
Поднял Алексей Митрофанович голову, всмотрелся в небо синее. Понял: не одному ему подозрительны скалы да валуны. Ишь, как филин взволновался: то к одной скале подлетит, то к другой, то над валунами с уханьем протяжным покружится.
Спешились странники, подошли к ближнему валуну — и обмерли. У валуна-то лицо человеческое! Из глаз слёзы сочатся. Да такие горючие, что выжигают дорожки на щеках гранитных. Поняли путники: то не идолище поганое, а душа человеческая, заживо в гранитную темницу заключённая. Претерпевает она муки-мученические, рвётся на свободу, а вырваться не может. Обошли Алексей Митрофанович с Ариной россыпь каменную. Заныли сердца сердобольные. Никого не пощадил неизвестный враг — ни стариков, ни детей малых. Маются они, похороненные заживо, в оковах базальтовых да гранитных. Бросилась кровь в голову отважному молодцу. Нет моченьки глядеть на страдания человеческие. Выхватил витязь меч — и ну рубить валуны заколдованные! Лязг, звон поднялся, хоть уши затыкай. Да всё зря! Стоят они, как стояли. Ни трещины в глыбах, ни скола малого. Одна радость — меч волшебный не погнулся, не затупился.
Ариша же времени зря не теряла, направилась к двум скалам формы причудливой, что ровнёхонько посередине долины красовались. Подошла поближе, руками всплеснула. Не скалы-то вовсе — драконы окаменевшие!
Что они не поделили, гадать бессмысленно. Только видно, был меж них не спор шутейный, а кровавая битва. Переплетены хвосты с шипами ядовитыми, вытянуты шеи змеиные, разинуты пасти зубастые. Впились когти в тела чешуйчатые, рвут куски мяса драконьего. Чёрной смолой застыла кровь поганая. Оступилась Ариша, попала лапотком на смоляное озерцо. Тонок оказался верхний слой, хрупок, как первый ледок осенний. Хрустнул, и проломился. Задымился лапоток. Внутри-то кровь драконья, горячее лавы огненной. Хорошо филин на подмогу пришёл! Принёс в клюве воды речной, не дал заняться пламени.
Стали Алексей Митрофанович с Ариной совет держать: как помочь людям, заживо похороненным. Судили-рядили, ничего не надумали. Порешили на ночлег остаться — утро-то вечера мудренее. Пока Алексей Митрофанович шалаш ставил, принялась Ариша хворост для костра носить. Раз в лес сходила, два — окрестные заросли прочесала. Зашла в лощинку сырую, видит: стоит грибом-боровиком пенёк гладкий, торчит из него нож острый. Рукоятка костяная, резьбой изукрашенная. Смекнула ведунья, чей это нож, почему оставлен в месте неподходящем. Вытащила лесной подарочек, в лист лопуха завернула, за пазуху спрятала. Усмехнулась: на ловца и зверь бежит. Будем гостя ждать, благо как раз полнолуние!
Вернулась Арина к шалашу. Наказала Алексею Митрофановичу коня богатырского на вольный выпас не отпускать, глаз с него не спускать. Меч булатный держать под рукой. Не стал витязь ведунью выспрашивать. Верил: зря Арина губы трепать не будет. Раз велела быть настороже — значит, есть на то веская причина.
Час, другой — спустились на мир сумерки, а за сумерками ночь поспешает чёрный платок на землю накинуть. Подсели Алексей Митрофанович с Ариной к костру, разговоры разговаривают, на огонь любуются. Вдруг, откуда ни возьмись, налетел порыв ветра студёного. Заметались языки пламени, прилегли к земле, но не погасли, выстояли. Донёсся до путников тоскливый вой волчий. Откуда он — не понять, не разобрать. Не то из чащи лесной, не то из поднебесья. Зашептала ведунья:
— Ох, недаром говорится: «серый волк на небе звёзды ловит». Смотри, Алексей Митрофанович: вон волкулак облака гонит, луну гложет. Ничего, подождём, мы люди терпеливые. Пусть оборотень силой своей колдовской потешится. Рано или поздно нагуляется и захочет обратно в человека перекинуться. Вернётся в лощинку, а ножа-то в пеньке нет как нет. Тут-то колдун к нам и пожалует. А мы его допросим с пристрастием. Авось узнаем, что в долине произошло, почему бились драконы не на жизнь, а на смерть.
Засомневался Алексей Митрофанович: с чего бы это колдуну-волкулаку с людьми в откровения пускаться?
Показала ему Арина ножик с ручкой костяной, без которого волку-оборотню во веки веков бегать в стае звериной. Ведь через какой ножик волкулак переворачивался, чтобы с человеческим обликом распроститься, через такой должен обратно перекинуться, чтобы шкуру волчью с себя сбросить. Всё так и вышло, как ведунья предсказала. Одна за другой исчезли звёздочки яркие. Затянуло небо тучами тёмными. Всё ближе волчий вой, всё ниже. И вдруг на высокой ноте оборвался. Поняли путники: обнаружил колдун пропажу. Выхватил Алексей Митрофанович пылающую головню, поднял факелом. Видят — стоит у костра матёрый волчина. На загривке шерсть дыбом поднялась. С людей глаз не спускает, к прыжку готовится, злобно скалится. Очертил витязь пылающей головней круг, зачуралась Арина древним заклятием. Побродил оборотень вокруг костра, поскрёб когтями землю, повыл жалобно. А потом взмолился голосом человеческим:
— Пожалейте меня, люди добрые! Верните на место нож заговорённый. Не причиню я вам никакого зла.
— Не печалься, волкулак! Нам чужого не надобно, — отвечал Алексей Митрофанович. — Воткнём твой нож с костяной ручкой обратно в пенёк. Перекидывайся сколько душе угодно. Но сначала сослужи службу: расскажи без утайки, что произошло в долине. Почему драконы в скалы превратились? Как люди в плен угодили? Или отопрёшься — мол, знать ничего не знаю, ведать не ведаю?
— Знаю, ведаю, и скрывать мне нечего. Недели две тому назад дело было, ровнёхонько в эту ночную пору. Только я перекинуться успел — чувствую, земля ходуном заходила. Шмыгнул я за куст бузины, тот, что на краю долины растёт. Ветки раздвинул, вижу: два дракона кружат, по-боевому вытанцовывают. Только один зазевался, другой его хвостом шипастым по голове огрел, а сам в ответ получил когтями по пузу. Прислушался я к рёву драконьему, понял: повздорили они из-за змеи Скарапеи-Прасковеи. Никак решить не могут, кого королевна больше отличает, за кого замуж пойдёт. Уж они и силой своей бахвалились, и злобой лютой, и слугами безропотными, и пленниками знатными. А Скарапея-Прасковея — белая змея в сторонке лежит, на женихов поглядывает да посмеивается. Мол, вы сначала между собой выясните, кто из вас великий дракон, а уж потом сватайтесь.
А то мне, змеиной королевне, не по чину становиться женой мелкой нечисти. Меня царь Змиулан за такое замужество перед всем змеиным царством опозорит. Драконы от слов таких разъярились не на шутку, огнём пыхать начали. У драконов-то шкура-чешуя — что броня крепка. Им от жара никакого вреда. А вот трава сухостойная мигом занялась. Пленники перепугались — того гляди, заживо сгорят. Им бы бежать куда глаза глядят — мелкие дракончики-стражники не пускают! Драконы ревут, люди кричат, дракончики шипят, а Скарапея пуще прежнего веселится. Так хохотала, так хохотала, что уронила с головы золотую корону. Упала она промеж соперников. Сунулась было Скарапея поднять оброненное, да куда там! Сцепились драконы не на жизнь, а на смерть. А в горячке боя кто ж под лапы смотрит? Вот и наступил один из женихов на корону. Вспыхнула она ярче звезды падучей. Посыпались во все стороны искорки разноцветные. Не успели драконы понять, что произошло, как застыли скалами посередь долины. Свите драконьей тоже лихо пришлось. На кого искорка попадет, тот базальтом или гранитом покрывается. Даже мне, волкулаку многоопытному, всякое в жизни перевидавшему, жутко сделалось. Стоят люди: тела каменные, камень — коростой по лицу расползается, а губы ещё шевелятся, о помощи молят. Но страшнее всего, когда по гранитным щекам слёзы в три ручья потекли. Не выдержал я, выбрался из убежища, вернулся в лощину. Перевернулся через нож заговорённый, обратился в человека. Пришёл домой, разбуянился с горя. С соседом подрался, с женой разругался. Ребятишки со страху на печи отсиживались. Неделю в шкуре волчьей не бегал.
— А корона волшебная так и осталась под лапой драконьей? Неужто королевна её назад не заполучила?
— Мыслимое ли дело из-под скалы корону тянуть! Посердилась Скарапея, побила хвостом по камням, попричитала, что без короны ей толком ни поворожить, ни радугой раскинуться, да и уползла восвояси не солоно хлебавши. Призадумались Алексей Митрофанович с Ариной Степановной. Яснее ясного: не вызволить им пленников без короны змеиной!
— А давно ли ты встречал Скарапею? — поинтересовалась Арина.
— Почитай каждый день встречаю. Приползает королевна на то место, откуда из-под скалы золотой свет пробивается. В колечко сворачивается, на судьбу горькую жалуется. А один раз видел, как она растянулась радугой-дугой в поднебесье. До моря-океана без короны ей не дотянуться. Вот она и опустила голову в озеро лесное да принялась воду пить. Такая её жажда неутолимая мучила: пила, пила, я уж взволновался — не ровён час лопнет! А эта прорва, половину озера осушив, обрушилась на землю проливным дождём. Да наглоталась, видно, королевна лягушек, ящерок, жуков-плавунцов: посыпалась вместе с каплями дождевыми живность малая. Там лягушонок шлёпнется — посидит, глазёнки потаращит, квакнет пару раз и поскачет родное озеро искать. Там ящерка неприметная. Там жук-плавунец. Ох, и неразборчивая эта Скарапея! Так что, если вы решили добиться встречи с королевной, ступайте к озеру лесному, из которого она воду пьёт. Или караульте у скал драконьих. А теперь выполняйте обещанное. Не давши слово — крепись, давши — держись. Я всё как на духу рассказал, ничего не утаил. Готов даже службу сослужить, проводником поработать, показать тропочку к озеру. Дело за вами: воткните похищенный ножик в тот самый пенёк, из которого вытащили. Только сперва дайте мне на него посмотреть. Людям доверяй, но проверяй!
Достала ведунья из-за пазухи нож с костяной ручкой, показала волкулаку издали. Кинулся оборотень к Арине, да на стену, оберегом созданную, наткнулся. Так и скоротали ночку: люди внутри круга заговорённого, волкулак на сырой земле, за чертой оберегающей. А как заря занялась, сходили они в лощину, вернули нож в пенёк гладкий. Перевернулся через нож колдун-волкулак, перекинулся — снова стал человеком. Только клочки серой шерсти на запястьях остались — напоминание о жизни звериной.
Наталья Городецкая "Сказания Земли Русской
по мотивам картин Константина Васильева"
