Последний день масленичной недели, когда уничтожалось чучело и возжигались яркие костры, назывался в народе «Прощеным воскресеньем» (макед., болг. «Проштени поклади») и считался наиболее важным днем масленичной недели. Этот день посвящался заговенью: «часа в 4 пополудни на сельской колокольне раздавался печальный великопостный благовест к вечерне», он служил сигналом к концу масленичного веселья и началу Великого поста.
После того, как звон смолкал и отходила вечерня, все родственники, соседи, близкие и знакомые начинали ходить по избам, прося друг у друга прощения за все причиненные обиды и неприятности: они низко, до земли, кланялись друг другу и говорили: «Прости, Христа ради, в чем я перед тобой согрешил», или: «Прости меня, пожалуй, буде в чем виноват пред тобою», а им отвечали: «Прости и ты меня». «Прощаться» непременно ходили родственники к старшему в роду; а завершалось «прощание» поцелуем и низким поклоном.
Иностранный путешественник Маржерет в нач. XVII в. писал: «На Масленице русские посещают друг друга, целуются, прощаются, мирятся, если оскорбили друг друга в чем-либо в продолжение года словом или делом, встретясь даже на улице, и хотя бы никогда прежде не видались, приветствуют друг друга взаимным поцелуем».
В некоторых местах (по большей части, в северных лесных районах России) существовал даже специальный ритуал «прощания»: гость, входя в дом, становился около дверей на колени и, обращаясь к хозяевам, говорил: «Простите меня со всем вашим семейством, в чем я нагрубил вам за этот год»; хозяева же и все, находящиеся в доме, отвечали: «Бог вас простит и мы тут же». После этого гости вставали и хозяева, облобызавшись с ними, предлагали им угощение. При этом и сами хозяева через некоторое время отправлялись «прощаться», и весь обряд проводился сызнова. Так, переходя из избы в избу, поселяне нередко ходили «до света», причем в некоторых местах и мужчины, и женщины, проходя по улице, выкрикивали: «Сударыня-Масленица, потянися!», «Мокрогубая Масленица, потянися!» и т.п.
Взрослыми обычай «прощания» соблюдался весьма строго и со всей серьезностью; но «прощание» молодежи обычно носило шутливый характер. Так, например, в некоторых местах этот обряд проходил следующим образом: парни и девушки становились в ряд, затем один из парней подходил к крайнему с правой стороны человеку и говорил ему: «Прости ты меня, милый Иван (или милая Дарья), в чем я перед тобой согрешил»; тот (или та) отвечал: «Бог тебя простит и я тут же», после чего «прощающиеся» три раза целовали друг друга. Так «прощающийся» проходил весь ряд и становился с краю, чуть в стороне, а за ним шел «прощаться» следующий. При таком «прощании», как правило, не обходилось без разных шуток, и ритуал проходил шумно и весело.
Особенным был обряд прощания в семейном кругу. Вечером вся семья садилась за ужин (причем последним блюдом обязательно подавалась яичница), а после ужина вся семья принималась усердно молиться. Затем самый младший начинал «прощаться», кланяясь в ноги всем старшим по очереди; получив прощенье, он отходил в сторону, а за ним, в порядке старшинства, начинал кланяться следующий по возрасту член семьи (но младшему он не кланялся и прощенья у него не просил). Последней кланялась хозяйка и просила прощения только у мужа; глава же семьи никому не кланялся. Если у семьи были люди в услужении, то они тоже приходили «прощаться», приносили свое челобитье.
Еще в XVII в. сам государь со своими боярами, окольничими и думными людьми свято чтил обычай «прощания» и ходил кланяться патриарху. Патриарх угощал дорогих гостей медами и романеей (высококачественным зарубежным вином).
Крестьяне в последний день любимого праздника ходили «прощаться» и с покойниками, умершими родными и близкими. Вообще обычай ходить на кладбище в последний день Масленицы поддерживался, главным образом, бабами, хотя исполняли его и мужики, а в некоторых местах на кладбище ходили даже целыми семьями. На кладбище бабы шли кучками, по 10-12 человек, и собирались примерно в четвертом часу пополудни; при этом они брали с собой блины и старались ничего не говорить по дороге.
На кладбище все расходились и отыскивали родные могилки, становились на колени и, со слезами на глазах, отбивали по три поклона, шепча: «Прости меня (имярек), забудь все, что я тебе нагрубила и навредила». Помолившись, они клали на могилку блины (а иногда ставили и водку) и, снова молча, отправлялись домой . При этом считалось хорошим признаком, если на третий день на могиле не осталось ни блинов, ни водки: в этом случае родные полагали, что покойнику хорошо живется на «том» свете и он не помнит зла и не сердится на принесшего угощение.
