ПУБЛИЙ ОВИДИЙ НАЗОН
Великий римский поэт Публий Овидий Назон (43 г. до н.э. — 18 г. н.э.) родился в Сульмоне (Италия), умер в ссылке в Томах — греческом городе на западном побережье Черного моря, в непосредственной близости от низовьев Дуная. В ссылку его отправил (по неизвестной причине) император Август в 8 г. н.э. В ссылке Овидий написал и послал в Рим пять книг элегий под названием «Tristia» (букв. «Печальные [песни]» или «Скорбные элегии»), четыре книги поэтических посланий «Epistulae ex Ponto» («Послания с Понта»), а также некоторые другие, менее значительные произведения.
Будучи на протяжении десяти лет очевидцем и участником процессов, происходивших в черноморском греческом городе на краю Римского государства, по его представлениям — практически «в скифской стране», Овидий оставил множество интереснейших свидетельств местной жизни. Вместе с тем, не следует забывать, что Овидий был поэтом, который к тому же боролся за свое возвращение в Рим, поэтому надо с осторожностью относиться ко многим его заявлениям об условиях жизни в ссылке.
Издания: Ovid in six volumes. Cambridge; London, 1965-1979; P. Ovidius Naso. [Opera]. Vol. I-VII. Patavii, 1970; P. Ovidius Naso. Tristia / Herausg., ubers. und erkl. von G. Luck. Bd. I—II. Heidelberg, 1967-1972.
Переводы: Публий Овидий Назон. Собрание сочинений. Т. I—II. СПб., 1994; Публий Овидий Назон. Скорбные элегии. Письма с Понта / Изд. подг. М.Л. Гаспаров и С.А. Ошеров. М., 1978; Подосинов А.В. Произведения Овидия как источник по истории Восточной Европы и Закавказья. Тексты, перевод, комментарий. М., 1985.
Литература: Вулих 1974. С. 64-80; Вулих 1996; Гандева 1968; Гаспаров 1978. С. 189-224; Подосинов 1984; Публiй Овiдiй Назон 1960; Barsby 1978; Besslich 1972. S. 177-191; Bouynot 1956; Dickinson 1973. P. 154-190; Evans 1973; Lozovan 1959. P. 355-370; Nagle 1980; Nemethy 1913; Thibault 1964; Wilkinson 1955.
ПЕЧАЛЬНЫЕ ПЕСНИ
II, 185-2001
Если ты (Август), как я прошу, сошлешь меня в менее суровое и более близкое место, то наказание мое станет гораздо легче. Я испытываю крайние [страдания], брошенный среди врагов, и никто не сослан так далеко от родины. Один я, усланный к устьям семиструйного Истра2, страдаю под ледяным полюсом паррасийской девы3. Кизигов, колхов, матерейские толпы4 и гетов5 с трудом удерживают протекающие между нами воды Данувия… Дальше него нет уже ничего, кроме холода, врагов и морской волны, скованной морозом. До этого места часть Левого6 Эвксина принадлежит римлянам7, ближайшими же землями владеют бастерны и савроматы8. Эта земля самой последней стала управляться авзонийскими9 законами и едва держится на краю твоей державы…
II, 10, 1-7810 (целиком)
Если кто-нибудь у вас еще помнит отнятого [у вас] Назона и мое имя еще живет без меня в Городе, — пусть тот знает, что я живу под созвездиями, никогда не касающимися моря11, посреди варварства. [Меня] окружают дикое племя савроматов, бессы12 и геты, о, сколь недостойные моего дарования имена! Все-таки, пока стоит тепло, мы защищены водами Истра: он отвращает войны течением своих вод. Когда же печальная зима покажет [свое] задубелое лицо и земля станет белой от мраморного льда, когда Борей13 и снег не позволяют жить под Арктом14, тогда становится очевидным, что эти племена угнетены озябшим полюсом. [Везде] лежит снег, и, чтобы солнце и дожди не растопили его, Борей укрепляет его и делает вечным. Таким образом, не успевает еще растаять прежний, как выпадает другой, и во многих местах он обыкновенно остается два года подряд15. И такова сила разбушевавшегося Аквилона, что он сравнивает с землей высокие башни и уносит сорванные крыши. [Люди] защищаются от жестоких морозов шкурами животных и сшитыми штанами, и из всего тела только лицо остается у них открытым. Волосы при движении часто звенят от висящих на них льдинок, и белая борода блестит, покрытая инеем. Вынутое из сосуда вино стоит, сохраняя его форму, и пить его дают не глотками, а кусочками. Что ж? Рассказывать ли мне, как скованные морозом застывают ручьи и из озера вырубают хрупкие воды? Даже Истр, который не уже папироносной реки16 и впадает в огромное море многими устьями, застывает от ветров, сковывающих его голубые воды, и невидимыми водами ползет в море17. И там, где проходили корабли, теперь ходят ногами, и кони топчут копытами волны, твердые от мороза. И по новым мостам поверх катящихся волн сарматские быки18 влекут варварские возы. Едва ли мне поверят, но поскольку обманывать нет никакой корысти, то мое свидетельство следует воспринимать совершенно достоверным: я видел, как огромное море застыло подо льдом и гладкий покров сковывал подвижные воды. И я не только это видел: я ступал на твердую водную гладь и, не замочив ног, стоял над волнами. Если бы у тебя, Леандр19, некогда было подобное море, то не узкий пролив был бы причиной твоей смерти. В такой ситуации дельфины не могут, изогнувшись, выпрыгивать на воздух: суровая непогода сдерживает их попытки. И пусть Борей гудит, размахивая крыльями, никакого волнения не вызовет он в застывшей пучине; плененные стужей корабли будут стоять в мраморе, и весло не сможет рассекать затвердевших вод. Я видел, как рыбы, [будто] связанные, застыли во льду, но часть их и тогда еще оставалась живой20. И вот, только дикая сила неистового Борея уплотнит или морские, или текущие в реке воды, тотчас же ровный от жестких Аквилонов Истр переезжает враг-варвар на быстром коне. Враг, сила которого в коне и далеко летящей стреле, разоряет на широком пространстве соседнюю землю. Одни [из жителей] разбегаются, и поскольку никто не охраняет поля, [враги] растаскивают необерегаемое имущество — жалкое деревенское имущество: скот, скрипучие телеги и прочие богатства бедного поселянина. Других угоняют в плен, связав им руки за спиной: напрасно оглядываются они на свое село и дом. Третьи, несчастные, падают на землю, пронзенные крючковатыми стрелами, ведь летучее железо пропитано ядом21. Чего [враги] не в состоянии унести или увезти с собой, то они уничтожают, и вражеское пламя сжигает невинные хижины. Даже и тогда, когда стоит мир, [жители] трепещут, боясь войны, и никто, налегая на плуг, не взрыхляет почвы. Эта страна или видит врага, или боится, не видя его, и заброшенная земля бездеятельно простаивает, застыв в пустом оцепенении. Здесь сладкая виноградная гроздь не прячется в тени листьев и клокочущее молодое вино не наполняет глубоких чанов22. Страна лишена плодов, и Аконтию не на чем было бы здесь написать слова, чтобы их прочла его любимая23. Здесь видишь только голые поля без зелени и без деревьев… О места, в которые не следует приезжать счастливому человеку! И вот, хотя так широко раскинулся огромный мир, как раз эта земля избрана для моего наказания!..24
V, 7, 9-2225
Ты любопытствуешь, кто населяет Томитанскую землю и каковы обычаи, среди которых я живу? Хотя [население] этого побережья представляет собой смесь греков и гетов, все же определяют его вид в основном плохо замиренные геты26. Большая толпа сарматского и гетского племени разъезжает на конях по дорогам. Среди них нет ни одного, кто не носил бы колчана, лука и стрел, смертоносных из-за змеиного яда. Дикий голос, страшное лицо — настоящий образ Марса; ни волосы, ни борода не подстрижены ничьей рукой; его правая рука готова немедля наносить раны крепким ножом, который имеется у всякого варвара у бедра. Среди них и живет, увы, твой поэт, забывший об утехах любви, их он видит, их он слышит, мой друг!
V, 7, 43-60
Гляжу ли я на местность, — местность непривлекательна, во всем мире не может быть ничего печальнее ее, [или гляжу] на людей, — люди едва заслуживают этого имени, в них больше звериной дикости, чем в волках: они не боятся законов, но справедливость отступает перед силой, и над побежденной законностью нависает воинственный меч. Шкурами и широкими штанами они оберегаются от жестоких морозов, а их страшные лица покрыты длинными волосами. У немногих еще сохранились остатки греческого языка, но и те уже от гетских звуков стали варварскими. В этом народе нет никого, кто бы мог случайно сказать хотя бы обыденные слова по-латыни. Я сам, римский поэт, — простите, Музы! — вынужден по большей части разговаривать по-сарматски27. Хотя и стыдно, но признаюсь, что я сам уже с трудом подбираю латинские слова, так как отвык [говорить по-латыни]. Я не сомневаюсь, что и в этой книжке есть немало варварских [слов], но виноват в этом не человек, а место28…
V, 10, 11-48
Все еще совершает общее [для всех] время свое привычное движение, или время моей жизни остановилось с тех пор, как я живу на побережье Эвксина с обманчивым именем29 и в действительно левой30земле Скифского моря? Бесчисленные племена грозят вокруг жестокими войнами: они считают постыдным для себя жить не разбоем. Ничто небезопасно вне [стен]: самый холм защищен слабыми стенами и своим местоположением. Многочисленные враги, как птицы, налетают, когда их меньше всего ждешь, и едва их успеешь только рассмотреть, как они уже уводят добычу. Часто собираем мы посреди улиц вредоносные стрелы, попавшие внутрь стен при запертых воротах. Поэтому редко кто осмеливается заниматься земледелием, да и тот несчастный, пока одной рукой пашет, другой держит оружие. Пастух, надев на голову шлем, играет на тростинках, скрепленных смолой, и пугливые овцы страшатся не волка, а войны. Нас едва защищает крепость, но и внутри [стен] вызывает страх толпа варваров, смешанная с греками, ведь варвары живут вместе с нами без такого различия и занимают большую часть домов31. Если даже их не бояться, то можно возненавидеть, увидев грудь, прикрытую шкурами и длинными волосами. Да и те, кто, как считают, происходит из греческого города, также носят вместо отечественного костюма персидские шаровары. У них есть возможность вести разговор на общем языке, а я вынужден обозначать вещи жестами. Это я здесь варвар, ведь меня никто не понимает, и глупые геты насмехаются над латинскими словами и открыто при мне часто говорят обо мне дурное; возможно, они ставят мне в вину и мою ссылку. Случается, что, когда они говорят про меня какую-то ложь, всякий раз, когда я кивком отрицаю, они считают, что я признаю [это]32. Прибавь [к этому], что неправедный суд вершится жестоким мечом и часто прямо посреди форума наносятся раны33. О суровая Лахесис, которая не дала мне, живущему под столь суровым созвездием, более короткую нить моей жизни. Я жалуюсь, друзья, что лишен родины и ваших лиц и что нахожусь здесь, среди скифских племен…
(Перевод А.В. Подосинова из: Подосинов 1985. С. 105-116)
КОММЕНТАРИИ
1 Вторая книга "Тристий" состоит из одной пространной элегии (578 строк), посланной в Рим в 9 г. н.э. и адресованной непосредственно Августу.
2 В настоящее время Дунай имеет три устья; античные источники называют различное число устьев — пять, шесть или семь (см. подробнее: Петреску 1963. С. 153 et passim; Агбунов 1978. С. 253). Овидий называет Истр "семиустым", что является, скорее всего, данью литературной традиции и результатом аналогии с семиустым Нилом, который Овидий неоднократно сравнивал с Истром (Trist. Ill, 10, 27; Epist. IV, 10, 57-58).
3 Паррасийская дева — Каллисто из города Паррасии в Аркадии, вознесенная Зевсом на небо в виде созвездия Большой Медведицы.
4 Названия этих племен, расположенных в Восточном и Северном Причерноморье, вызвали большую дискуссию и попытки конъектур (подробнее см.: Подосинов 1985. С. 168-169).
5 Геты — фракийское племя Нижнего Дуная; Овидий часто упоминает гетов в окрестностях Том и в его пределах. Настоящее расположение гетов "за" Дунаем в элегии, адресованной Августу, возможно, раскрывает подлинный смысл "гетского окружения" Овидия.
6 Овидий часто называет место своей ссылки "Левым Понтом", что было привычным обозначением Западного Причерноморья (для входящих в Черное море на кораблях по левую руку начинался Левый Понт — Эвксин).
7 На самом деле территория совр. Добруджи, на которой располагались Томы, вошла в состав Римской провинции Мезии только в 46 г. н.э.
8 Следует заметить, что, называя народ архаическим этнонимом «савроматы», Овидий в качестве определения использует только прилагательное "сарматский" ("савроматский" — Sauromaticus — не умещается ни в один стихотворный размер). Сарматы ко времени Овидия достигли низовьев Дуная, что доказывается как литературными, так и археологическими источниками.
9 Т.е. римскими (по древнему названию Италии — Авзонии).
10 Третья книга "Тристий" была послана в Рим в 10 г. н.э.
11 Имеются в виду Полярная звезда и созвездия Большой и Малой Медведицы, никогда не заходящие в этих широтах.
12 Бессы — фракийское племя, оказавшее ожесточенное сопротивление римским войскам и переселенное в конце I в. до н.э. с Родопских гор на территорию Добруджи.
13 Северный ветер.
14 Созвездие Большой Медведицы.
15 Типичное преувеличение, применяемое Овидием, чтобы разжалобить римскую публику и показать, в каких невыносимых условиях вынужден жить римский поэт.
16 Т.е. Нила.
17 О замерзании Истра сообщают многие античные авторы.
18 Здесь мы имеем важное свидетельство миграций сарматов в начале нашей эры к низовьям Дуная.
19 Имеется в виду миф о Леандре, который каждую ночь преодолевал вплавь Геллеспонт, чтобы навестить свою возлюбленную Геро, жившую на европейском берегу (Овидий обработал этот миф в "Героидах" XVIII и XIX).
20 Ср.: Strabo, VII, 3, 18 о рыбе, застывшей во льду, на Боспоре Киммерийском.
21 Об обычае местных варваров смазывать стрелы ядом Овидий упоминает неоднократно (см.: Trist. IV, 1, 77 и 84; V, 7, 16; V, 10, 21-22; Epist. I, 2, 16; III, 1, 26; IV, 7, 11-12 и 36; IV, 9, 83; IV, 10, 31).
22 Достоверность этого описания давно была подвергнута сомнению (см.: Вулих 1974. С. 68.).
23 Имеется в виду миф об Аконтии и Кидиппе, который был разработан Овидием еще в "Героидах" XX и XXI. Аконтий, влюбившись в Ющиппу, подбросил ей яблоко, на котором было написано: "Клянусь Артемидой, что выйду замуж за Аконтия!". Кидиппа, прочитав вслух эти слова, тем самым невольно дала клятву, которую должна была исполнить.
24 Последние слова хорошо характеризуют смысл нагнетания отрицательных моментов ссылки перед римскими корреспондентами.
25 V книга "Тристий" была послана в Рим в 12 г. н.э.
26 Судя по археологическим раскопкам, Томы представляли собой обычный греческий полис со всеми его атрибутами; надписи Том не позволяют говорить о какой-то варваризации греческого языка. Поэтому рассказ Овидия о сильной варваризации Том справедливо подвергается сомнению (см. подробнее и с литературой: Подосинов 1984. С. 142-153). Возможно, упоминание "Томитанской страны" и "побережья", по "дорогам" которого разъезжают сарматы и геты, указывает на то, что речь идет не о самом городе, а о его округе (regio).
27 Уже в Trist. III, 14, 48 Овидий пишет, что вокруг него "слышна почти только фракийская и скифская речь" и ему кажется, что он может писать "гетскими размерами". И это уже на втором году жизни в Томах! Позже эта тема будет развиваться: Trist. V, 7, 56 — поэт по большей части говорит по-сарматски, Trist. V, 12, 58 и Epist. III, 2, 40 — выучил гетский и сарматский языки, Epist. IV, 13, 17-23 — написал на гетском языке поэму! Большинство исследователей не сомневается в том, что Овидий действительно выучил местный язык, однако общий контекст овидиевых элегий и тенденциозность его описаний не позволяют принять этот мотив за реалистический (подробнее см.: Подосинов 1984. С. 146-150).
28 С этих слов Овидия берет свои истоки топос (если не жанр) европейской литературы — поэт, лишенный родины, читателей, языковой среды, в которой он только и может жить.
29 "Понт Эвксинский" переводится с греческого как "Гостеприимное море".
30 Поэт обыгрывает второе значение слова sinister "левый", а именно "зловещий, враждебный, неприятный".
31 Обычно эти слова Овидия воспринимают как свидетельство мощной варваризации (гетизации) Том, что едва ли правильно. Эпиграфика Том засвидетельствовала около 800 личных имен, из них только 15 (т.е. ок. 2%) фракийского происхождения. Все эти имена сильно романизованы и встречаются, как правило, не ранее конца I в. н.э. (см.: Dorujiu-Boila 1975. Р. 159; 1980. Р. 283). Да и трудно объяснить, почему поэт только на четвертом году жизни счел нужным сообщить такую «потрясающую» для его изображения местной жизни "реалию". Неоднократные указания на всеобъемлющее варварство места его обитания и тяготы жизни здесь ограничивались до сих пор угрозой внешнего нападения. Теперь Овидий счел необходимым усилить рисуемую им картину новым штрихом: оказывается, нет спокойствия и внутри города. Этот штрих хорошо вписывается в изображение Овидием варваризации греческого языка; этот мотив он последовательно разворачивает в рамках правдоподобных (с точки зрения жителя Рима) "поэтических декораций".
32 Любопытная этнографическая параллель: современные болгары и греки имеют противоположную общеевропейской систему кивков в знак согласия и отрицания.
33 Некоторые исследователи считают, что речь здесь идет об отправлении гетской юрисдикции: противники проводят поединок, победитель которого считается выигрывшим судебное дело, поскольку ему, как считалось, помогало само божество (ср., однако: Вулих 1974. С. 71; Подосинов 1985. С. 202).
