ОЗЕМ И СУМЕРЛА
С того свету
Был на прииске серебряном один молодой рудознатец — рыжий такой, кряжистый. Прохором его звали. И страсть как любил он дичину и зверя стрелять в Змеиных горах — они за прииском аж до небес взлетали вершинами! Вот как-то раз идет Прохор на закате солнечном по ущелью с ружьишком, глядь — орел летит с добычей в когтях. Низко так летит, над самыми макушками елок. Видать, слишком тяжела добыча: то ли ягненок с руном золотистым, то ли зверь какой неведомый.
Прицелился Прошка и хоть не попал, но так напугал орла, что тот добычу выпустил из когтей, а сам упорхнул. Подбежал парень к добыче орлиной — да так и ахнул. Лежит на траве не ягненок, а непомерно большой золотистый крот и кровью истекает.
Подивовался наш охотник на зверя золотого — о таких он и слыхом не слыхивал! — и решил показать диковинку старикам на прииске. Они чего только не повидали на своем веку, знают небось, что за чудо-юдо ему попалось. Но сперва нарвал Прошка тысячелистника, приложил к ранам зверька да завернул его в свою рубаху. Потом положил в котомку и зашагал на прииск. Однако путь был долог, застигла парня в пути ночь. Прилег он под елью, и привиделся Прошке сон, будто просит крот золотой отнести его по восходе солнца обратно в то самое ущелье, где был он от орла спасен, а затем, обогнув Стриж-озеро, отыскать лаз в земле и тем лазом проникнуть в пещеру. Там крота якобы ждут не дождутся отец с матерью, и они-то наградят Прохора Селиванова от всей души.
Подхватился Прошка, на звезды поглазел, сновиденью поизумлялся и опять лег — досыпать. И сызнова сон повторился — точь-в-точь!
Делать нечего: рано поутру пустился он вверх, вверх по ущелью, к Стриж-озеру. Хоть не сразу, но лаз потайной отыскал, сделал по нему десяток шагов, а дальше — тьма-тьмущая, один неосторожный шаг — и в пропасть грянешься, костей не соберешь, так в недрах земных и загинешь… И слышится вдруг Прошке, словно ребенок говорит тонко и нараспев.
— Возьми меня на руки и повязки развяжи.
Да ведь голос из котомки идет, где крот лежит! Хоть и захолонуло Прошкино сердечко, однако послушался он, сделал, как велено было. Батюшки-светы! Разлился по стенам лаза свет золотистый, ярче дневного, и Прошка без помех зашагал вперед и вперед, пока не очутился в преогромнейшей пещере. Там все горело и сверкало от каменьев самоцветных, а на хрустальном троне, в одеяньях раззолоченных и самосветных коронах сидели царь с царицею. Тут крот выскользнул из его рук — и преобразился в прекрасного царевича.
— Сколько раз мы, отец и мать твои, Озем и Сумерла, говорили тебе, неслуху: не покидай наших подземных владений, не выходи на белый свет — ни в обличье ящерицы, ни змеи, ни крота, — услышал Прохор голос царя. — Скажи еще спасибо своему спасителю-рудознатцу. А ты, Прохор Селиванов, подойди поближе… Еще ближе. Не робей, ты ведь парень не из робких! Какую награду желаешь унести отсюда? Выбирай, походи по моим владениям, поприглядись — здесь все твое.
Начал осматриваться Прохор, к стене подошел, золотишко самородное трогает размером с его кулак, на яхонты да рубины заглядывается. И видит: стоят идолы каменные в обличье людей. Всмотрелся — и онемел: да это ж его знакомцы с прииска! Окаменевшие! Вот Яшка Летягин, рудознатец, вот Анфим Посребышев, горный мастер, Никита Анциферов, писарь рудничный, а вот гуляка да забияка Егор Кудряшов, соперник его, Прохора, в любви к красавице Алене. В разные годы пропали они в горах — кто охотясь, кто драгоценную руду отыскивая, и давно уж были оплаканы-отпеты родней.
— Ну, подыскал себе награду? — спросил царь Озем.
— Подыскал, — кивнул Прохор. — Коли будет на то воля твоя, оживи людишек рудничных и отпусти нас всех с миром.
Надолго призадумался Озем, но тут Сумерла и царевич начали всячески увещевать царя склониться на Прохорову просьбу. И вот явилось чудо: ожили и Яшка, и Анфим, и Никита, а явленный из камня Егор Кудряшов перво-наперво взглянул на Прохора люто, как и положено сопернику.
— Забирай своих людишек и прощай, — сказал Озем. — Только не обессудь: память у них о владеньях моих отшибется до скончания земного срока каждого. Чтобы не пытались более попасть в мои владения. А ты, рудознатец, коли сделается белый свет не мил, возвращайся сюда. Работа по сердцу найдется!
Вернулся Прохор со товарищи на прииск — будто с того света привел оплаканных и отпетых! Начался, как водится, пир горой. Но на все вопросы, что да почему, молчали счастливчики, не знали, что ответить. Молчал и Прохор.
Стал он каким-то задумчивым, нелюдимым. А спустя два месяца исчез — после того, как красавица Алена пела и плясала на своей свадьбе с Егором Кудряшовым. Вот наутро после этой свадьбы и пропал Прохор Селиванов. Навсегда пропал…
Сказывали, будто видели его потом на Змеиных горах, а рядом с ним — какого-то крота золотого, да только кто ж тому поверит?
Озем и Сумерла — бог и богиня подземного царства. В глубоких, сумрачных провалах раскинулись их необозримые покои, в которых всегда темно, и только неисчислимые богатства недр озаряют их своим блеском: золотые и серебряные жилы, гроздья самоцветных камней, горящие озера нефти — крови земли… Одежды Озема и Сумерлы из чистого золота, их лица бледны и неприязненны. Ох, не любят они людей, которые ищут богатств земных, оттого так часто обваливаются крепи шахт, взрываются рудники, а порою начинают боги возмущенно трясти землю, чтобы устрашить дерзких хитников. Слуги богов — кроты, ужи и грибы, их соглядатаи и слухачи. Все, что узнают о жизни людей, все богам подземным рассказывают!
Ну а зимой, когда снег покрывает поля и леса, когда ничто не пробьется сквозь белое тяжелое покрывало, Озем и Сумерла обнимают друг друга крепко-крепко, ибо, несмотря на внешнюю суровость, соединяет их великая и нерушимая любовь, и отдаются сладкому сну вместе со всей замерзшей землею.
Е.А. Грушко, Ю.М. Медведев
"Русские легенды и предания"
