ЖЕНИТЬБА АЛЕШИ ПОПОВИЧА НА НАСТАСЬЕ МИКУЛИЧНЕ
Послал однажды Владимир-князь могучего богатыря Добрынюшку исправлять службы княжеские: порасчистить дорожку прямоезжую в Золотую Орду, покорить чудь1 белоглазую, пособрать дани с калмыков да с татар.
Стал Добрыня собираться в дальнюю поездку; горько плачет мать его, Мамелфа Тимофеевна, все спрашивает милого сына, когда его домой ждать.
— Государыня-матушка! — отвечает Добрыня,— жив буду — вернусь; не буду жив — и ждать вам будет некого.
Прибежала тут жена Добрыни, молодая Настасья Микулична, слезами уливается, ухватилась за стремя богатырское — не может расстаться с милым мужем, просит, молит:
— Скажи мне, Добрынюшка, когда вернешься домой из чиста поля?
— Милая жена, слушай, что я скажу тебе: жди ты меня три года, жди еще три года; если же я и через шесть лет не приеду, знай, что нет меня на свете; тогда живи себе как хочешь: хочешь, оставайся вдовою; хочешь, иди замуж за кого надумаешь: хоть за купца богатого, хоть за именитого боярина или за крестьянина домовитого; не ходи только замуж за моего брата названого, Алешу Поповича; за ним плохо тебе жить будет, наживешь себе великого горя.
Поклонилась Добрынюшке Настасья Микулична земным поклоном, простился богатырь и с родной матушкой, поехал в чужедальнюю сторонушку.
Стала Настасья Микулична ждать домой мужа своего, Добрынюшку; ждет не дождется — а время идет да идет:
День за днем — словно дождь дождит,
А неделя за неделей, как трава растет,
А год за годом, как река бежит.
Прошло и три года, прошло и шесть лет: нет как нет Добрынюшки. Вернулся к этому времени из поля Алеша Попович; привез с собою нерадостные вести, говорит, будто Добрыни уже нет в живых:
— Видел я его в чистом поле убитым; богатырская грудь насквозь прострелена; сквозь его труп проросли цветы алые.
Горько плачет мать богатыря, Мамелфа Тимофеевна; горючие слезы глаза ей выели; а Настасья Микулична говорит:
— Велел мне Добрыня ждать его шесть лет; буду ждать еще шесть лет теперь уже по своей охоте.
Но прошло и еще шесть лет; нет от Добрыни никакой весточки; стал Владимир уговаривать молодую вдову Добрынину:
— Нет твоего мужа в живых; неужели будешь весь век жить вдовою? Выходи замуж хоть за князя-боярина, хоть за купца богатого, а лучше всего тебе выйти за смелого богатыря, Алешу Поповича.
Позабыла Настасья Микулична мужнину заповедь пошла замуж за Алешу.
Устроил князь Солнышко перед свадьбой веселый пир в честь жениха и невесты; пируют они день, другой — а Добрыня в это время был в Царь-граде; все свои подвиги богатырские он совершил счастливо, отправил со славой княжескую службу, уже думает домой возвращаться.
Медленно плетется его добрый конь по дороге в Киев, не ест пшеницы белояровой, не пьет воды студеной.
Спрашивает Добрыня верного коня:
— Что ты невесел, добрый мой конь, идешь, спотыкаешься — не чуешь ли ты над собой какой невзгодушки?
Отвечает конь:
— Не знаешь ты, славный богатырь, не ведаешь, какая печаль тебя дожидает в Киеве: сегодня вечером молодая жена твоя с Алешей венчается.
Разгорелось тут у Добрыни сердце богатырское; бьет он верного коня по бедрам, летит конь словно сокол, перескакивает одним прыжком высокую стену киевскую, въезжает прямо во двор Добрыни. Идет добрый молодец в горницы, расталкивает привратников, придверников, ни у кого дороги не спрашивает.
Бегут слуги к Мамелфе Тимофеевне, жалуются на богатыря.
Говорит ему Мамелфа Тимофеевна:
— Неладно ты поступаешь, добрый молодец, слуг моих бьешь, в дом ко мне силой врываешься; кабы был жив милый сын мой Добрынюшка, не сносить бы тебе головы, уходи-ка отсюда подобру-поздорову.
— Напрасно, честная вдова Мамелфа Тимофеевна, плачешь ты о смерти сына,— промолвил Добрыня,— сын твой жив и здоров; я его третьего дня сам видел; поехал. он к Царь-граду, а мне наказал, как буду в Киеве, чтобыf поклон тебе свез, узнал, как поживает его молодая жена, Настасья Микулична.
Заплакала Мамелфа Тимофеевна:
— Шесть лет тому назад привез мне Алеша Попович весточку о том, что сын мой, Добрыня, лежит в чистом поле убитым, а сегодня Настасья Микулична идет за Алешу замуж.
— Матушка, родимая! посмотри на меня, ведь я и есть твой сын.
Не узнает его матушка родимая.
— Смеешься ты над старухой, добрый молодец! Не похож ты вовсе на моего милого сына: у Добрынюшки лицо; было белое, очи ясные, как у сокола, платье цветное, лапотки из семи шелков; а ты пришел весь в лохмотьях, загорелый да худой!
— За двенадцать лет, милая матушка, платье мое цветное износилось, лицо загорело, очи помутнели.
— У моего сына,— говорит Мамелфа Тимофеевна,— на ноге была черная родинка.
Снял Добрыня сапог, увидела мать знакомую меточку, плачет от радости, обнимает милого сына.
— Матушка,— просит Добрыня,— давай скорей мои гусли звонкие, неси платье скоморошье, снаряжай меня на пир к князю Владимиру.
Идет Добрыня в гридню княжескую, расталкивает придверников, привратников, ни у кого не спрашивается; не узнают его слуги, бегут жаловаться на него князю.
А Добрыня кланяется князю в пояс, спрашивает его смело:
— Укажи мне, князь Солнышко, где мое место скоморошье?
Разгневался Владимир:
— Ах ты, неуч, одно только и есть тебе место: за печкой муравленой.
Сел Добрыня за печку, взял свои звонкие гусли, стал напевать песни родимые, напевы к ним прибирать царьградские.
Говорят гости князя между собою:
— Это, видно, не простой скоморох, а славный русский богатырь.
— Удалый добрый молодец! — промолвил тут князь Владимир,— выходи из-за печи, садись за дубовый стол, хлеба-соли нашей откушать, белой лебеди отведать; выбирай себе любое место: или рядом со мной, или напротив, или садись, куда сам захочешь.
Не сел скоморох рядом с князем, сел против обрученной невесты Алеши.
— Солнышко-князь! Позволь мне налить чару зелена вина, поднести ее, кому сам захочу.
Налил Добрынюшка чару зелена вина, опустил в нее свой золотой перстень, подносит чару молодой невесте.
— Молодая Настасья Микулична, принимай эту чару одной рукой, выпивай одним духом: выпьешь чашу до дна — увидишь что-то доброе, не выпьешь чаши до дна — не бывать Добра.
Как выпила Настасья Микулична чашу до дна — увидела на дне золотой мужнин перестень, обрадовалась, вскочила из-за стола, говорит князю:
— Солнышко-князь! не тот мой муж, что со мной рядом сидит, а тот, что сел напротив на скамеечке, чару зелена вина дал мне выпить.
И упала Настасья Микулична Добрыне в ноги.
— Прости меня, мой любимый муж, что ослушалась я твоего приказа, пошла замуж за Алешу Поповича.
— Не своей ты волею замуж шла,— говорит Добрыня,— а удивляюсь я на князя Владимира да на княгиню Евпраксию, что они от живого мужа жену за другого сватают. Еще больше удивляюсь я на Алешу Поповича; знал он, что жив я, здоров — а сам на моей жене захотел жениться.
Застыдился князь Владимир своего поступка, а Алеша со страху еле на ногах держится, просит прощения у Добрыни, кланяется в пояс.
Нахмурился Добрыня:
— Простил бы я еще тебе эту вину, да не могу тебе простить, что привез ты лживую весть о моей смерти; огорчил мою родимую матушку, заставил ее надрывать свое сердце слезами горючими!
Ухватил тут Добрыня Алешу за желтые кудри, хочет бросить Алешу о кирпичный пол, убить до смерти, да подоспел вовремя старый казак Илья Муромец, положил Добрыне руку на плечо и говорит:
— Удержи, Добрынюшка, свое сердце горячее, не наказывай лютой смертью своего крестового брата.
Оставил Добрыня Алешу, ушел с княжеского пира, вернулся в свой светлый терем, ведет за руку жену молодую; словно солнышко в небе воссияло, словно месяц тихий засветился, как вернулся к себе в дом славный богатырь Добрыня Никитич. Стал он жить-поживать вместе с родимой матушкой да молодой женой: зажили они без горя, без заботушки, лучше прежнего. А Алеша со стыда уехал из Киева в чужую дальнюю сторону.
"Богатыри и Витязи Русской земли" составитель Н.И. Надеждин
КОММЕНТАРИИ
1 Чудь — так в древности называли финские племена.
