ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ
Варяжский путь
Быстро бежит ладья русичей по вольным волнам днепровским.
— Эхма, сколь уж далеко отплыли от Великого Новгорода родимого, — вздыхает отрок Янь, сидящий на корме. — И от разбойников многажды отбивались, и на порогах страху натерпелись. Особенно зловещ Ненасытецкий — того и гляди о скалу расшибет. Недаром на нем кости белеют людские — много, ох, много людишек расшиблись насмерть. Вот он каков, путь из варяг в греки.
— Не зря сказано предками: «Варяжский путь — о покое забудь», — молвил как бы про себя чернобородый удалец Синеус, управляясь с парусом.
— Ну, теперь все страхи позади, — оживился Янь. — Глядишь, и в Царьграде вскоре окажемся. А правда ли, будто там стены крепостные — вышиною до небес, и одолеть Царьград никому не под силу?
Кормщик Малюта взглянул на отрока с хитрецою:
— Волков бояться — в лес не ходить. Эх, молодо-зелено! Кому-то и не под силу, а вот князь Олег Вещий многажды Царьград боем брал, и щит свой прибил на вратах оного града.
— Когда боем, а когда и хитростью, — подсказал удалец Синеус. — Однажды приплыл Олег к Царьграду с двумя тысячами ладей — а греки цепями пролив перекрыли. Тогда повелел князь поставить ладьи на колеса да поднять паруса — и посуху подступила к стенам сила наша несметная. Греки тут же сдались на милость победителей.
— Ура! Скоро будем в Царьграде! Завалим все наши базары тамошним добром! — торжествовал отрок Янь, но Синеус его осадил:
— Не хвались перьями, жар-птицу не изловивши. Слыхал присловицу: «Кто в море не бывал, тот горя не видал». Как-то нас встретит царь морской, хозяин Понта Эвксинского, а по-нашему — Черного моря? Надо ему жертву принести.
— Да и Днепру, коего греки Борисфеном нарекли, — тоже петушка пожертвуем. Исполать ему, Славутичу сребробородому, не загубил на порогах. — Малюта переложил руль влево. — Видишь, Янь, остров Хортица показался? Там у священного дуба и вознесем хвалу нашим богам. Говорят, на ветвях сего древа обитает вещая птицедева. Но видеть ее и слышать дано небесами лишь тому, кому суждена долгая жизнь.
…Вокруг священного дуба Малюта, Янь и Синеус воткнули в землю стрелы — для ограждения от нечистой силы. Кормщик поднял к солнцу черного петуха и провозвестил:
— Тебя восславляем, верховный владыка Понта Эвксинского, а по-нашему — Черного моря!
— Тебя восславляем, Днепр Славутич, батюшко! — подхватил удалец Синеус.
И сияли вокруг вольные волны днепровские. И сидела на ветвях священного дуба вещая птицедева, пела божественную песнь.
Но видел и слышал ее только отрок Янь.
Жертвоприношение в глубокой древности было главным религиозным обрядом. При этом слове воображение рисует некое мрачное языческое капище, залитое кровью жертв — видимо, человеческих… Но это измышления излишне ретивых поборников христианства, которые старались во что бы то ни стало доказать пагубность старинной веры. Между тем имеются свидетельства путешественников, бывавших в славянских землях. Они уверяют, что человеческие жертвы приносили — и то лишь изредка, по случаю мора, войны, всенародной беды — только служители культа Чернобога, подобно тому, как сатанисты жертвуют кровь своему покровителю и по сей день. В подавляющем же большинстве случаев в жертву богам приносили животных — такой обычай велся по всему миру. В основном на алтарь возносились благоухания, пахучие травы, венки цветов (доживший до наших дней пример тому — венки, пускаемые по реке в ночь Ивана Купалы), вкусные яства. В огонь выливали кровь и жир. Мясо ели все присутствующие при обряде, ну а черепа животных надевали на колья, окружающие капище. Император Константин Багрянородный (X в.) рассказывает, что россы-славяне приносили в жертву своим богам хлеб, а относительно птиц некоторое время спорили: колоть их или отпустить на волю? О приношении богам быков повествует Прокопий Кессарийский, ну а арабский путешественник Масуди рассказывает о жертвоприношении проса — это был один из первых и любимых злаков в славянских землях. Это подтверждает и другой арабский странствователь, по Имени Ибн Диета: «Славяне больше всего сеют просо. Зерна кладут в ковши, поднимают к небу и говорят: «Господи, ты, который дал нам пищу, даруй ее нам еще в изобилии«. Ибн Фадлан уверяет, что славяне совершали возлияния на жертвище опьяняющим напитком — брагой (подобно тому, как наши древнейшие предки арии жертвовали богам сому). В сохранившихся песнопениях-молитвах (например, богине Ладе) упоминается только о цветах и птицах, приносимых в жертву этой богине, причем голуби жили в ее капищах целыми стаями. Поэтому можно смело уверять, что славянское язычество не признавало человеческих кровавых жертвоприношений.
Кстати сказать: даже и в других религиях, не столь миролюбивых, как славянские верования, жертвоприношение козла заменяло в ритуалах человеческие жертвы. Отсюда, между прочим, произошло выражение «козел отпущения»: ему отпускались все возложенные на него грехи человеческие.
Славяне усерднее всего чествовали деревья — поэтому так много было священных рощ на Руси, они даже назывались Боголесьем, — и водяную стихию. В былинах Садко благодарит хлебом-солью Волгу, Илья Муромец— родную Оку. Стенька Разин, по свидетельству голландского путешественника Яна Стрюйса, принес в дар Волге пленную персидскую княжну. Непочтение к водяным божествам было чревато бедою. За насмешки над Морской Пучиной — Кругом-Глаза наказан смертью Васька Буслаевич. В старинной песне молодец подъезжает к реке Смородине и просит ее указать брод. Отвечала река девичьим голосом:
Я скажу тебе, быстра река, добрый молодец,
И про броды кониные,
Про мосточки калиновы,
Перевозы частые:
С брода конного я беру по добру коню,
С перевозу частого — по седелечку
черкасскому,
С мосточка калинова — по удалому
молодцу;
А тебя, безвременного молодца, —
Я и так пропущу.
Оказавшись на другом берегу, глупый молодец похваляется: «Сказали про реку Смородину — не пройти, не проехать через нее ни пешему, ни конному. А она-то хуже дождевой лужи!» И возмездие последовало неотвратимо: на возвратном пути потопила его река Смородина в своих глубоких омутах, приговаривая при этом: «Безвременный молодец! Не я топлю — топит тебя похвальба твоя!«
Совершались также приношения домашним богам — это делал каждый хозяин со своей семьей. При возведении избы наши предки обычно закапывали под первый венец череп лошади, зарезанных петуха или курицу: не зря части избы до сих пор называются коньком и курицей. Изба при этом воспринималась живым существом: с «лицом» — фасадом, «очами» — окнами, «ртом» — дверью и т.д.
До сих пор, оставляя на могилках в родительский день остатки нашей трапезы, мы следуем древнему обычаю — чествуем предков бескровной жертвой.
Вообще следует сказать, что с введением на Руси христианства (а происходило это не в один день и куда сложнее, чем принято считать!) мирные языческие жертвоприношения даже поощрялись церковью, ибо шли ей во благо. Первый теленок от коровы, куры, которые жертвовались ранее Перуну и Велесу, первый сноп — Велесу и Поливку, меры проса и пшеницы, которые бросали в костер Сварожичу, повесма льна, мотки пряжи, горы хлебов и крашеных яиц (Дажьбогу), поминальные яства и приношения — все это несли отныне не в капища, а в церкви. И точно так же, как в честь Лады украшали ее священные деревья (обычно липы) вышивками, цветными лентами и дорогими ожерельями, начали украшать, увешивать убрусами и подзорами, ставить бумажные цветы к иконам Богоматери, на которую перешла народная любовь к прежней богине (так ли случайно, что иконы пишут именно на липовых досках?).
Колядки на Рождество, Новый год и в Крещение — тоже следы прежних языческих жертвоприношений.
Е.А. Грушко, Ю.М. Медведев
"Русские легенды и предания"
