lang="ru-RU"> «Проводы Масленицы» - Русь Изначальная
Site icon Русь Изначальная

«Проводы Масленицы»

«Проводы Масленицы» устраивались, как правило, в последний день масленичной недели, т.е. в воскресенье вечером. Этот обряд символизировал изгнание зимы и встречу лета; с него уже начиналась интенсивная подготовка к страдной поре, заключавшаяся не только в полевых работах, но и в многочисленных обрядах, стимулирующих плодородие земли. Это касалось не только славян, но и практически всех народов Европы, занимавшихся земледелием и скотоводством.

Именно поэтому церковь, боровшаяся с язычеством, накладывала на весенний период (Великий пост) особо строгие запреты: только таким способом можно было хоть отчасти искоренить непристойные с точки зрения христиан ритуалы вроде жертвоприношений древним силам природы или полового общения (кóитуса – магического средства активизации плодоносящего начала). Однако даже усилия Церкви не могли искоренить некоторых обрядов, по народному убеждению, жизненно важных для существования человека. К числу таких ритуалов относились, в частности, проводы зимы: ведь люди были уверены, что если зиму и смерть не выдворить за пределы жизненного пространства, если не пригласить с честью весну и лето, то теплое время года может и вообще не наступить, урожая не будет и все живое погибнет .

С точки зрения древних людей, чтобы изгнать зиму, ее нужно было символически уничтожить; поэтому обряд «проводов Масленицы» часто сосредоточивался вокруг соломенного чучела, называемого у русских «осударыней Масленицей», а у западных и южных славян – «Запустом» (или «Пустом», «Менсопустом», «Фашником» и др. ). Эти чучела, как правило, изготовлялись из соломы, пакли, тряпок, дерева и др.; им придавали мужской или женский облик. Например, в южнорусских губерниях могли делать как «Масленицу», так и «Масленика», порознь или вместе; изготавливали их девушки и молодки, для этой цели собиравшиеся в доме какой-нибудь пожилой крестьянки. При изготовлении чучела часто старались не просто придать ему антропоморфный облик, но и гипертрофировать присущие тому или иному полу особенности . Одежду для «Масленицы» подбирали в одних местах нарядную, а в других – ветхую и рваную (тогда и само чучело делали растрепанным). Солому и предметы одежды для чучела собирали по всей деревне с каждого двора. У нарядных кукол (изображавших, как правило, девушку с длинной косой и в праздничном наряде) нередко прорисовывали угольком лицо, старались сделать их привлекательными.

Готовую куклу, как правило, сажали на колесо, прилаженное сверху на длинный шест, и торжественно несли через всю деревню. «Масленицу» выходило провожать все село, а руководили шествием ряженые, скоморохи. С песнями процессия выходила за село, на поле, пустырь, холм или берег реки, к заранее приготовленному костру, где чучело сжигали. Впрочем, во многих местах сожжение чучела заменялось разрыванием на части (с последующим разбрасыванием соломы по полю ради обильного урожая), потоплением в проруби или в колодце, изредка – закапыванием в землю или «повешением».

Чучело для ритуала могли изготовлять в начале или середине масленичной недели, либо сооружали его лишь ко дню «проводов». Например, в некоторых русских губерниях создание чучела приурочивалось к масленичному четвергу, когда начиналось самое веселье. Тогда парни и девушки делали из соломы куклу, одевали ее в женский наряд, купленный в складчину, и затем в одну руку вкладывали бутылку с водкой, а в другую блин. Эту «сударыню-Масляницу» ставили в сани, а рядом прикрепляли сосновую или еловую ветку, разукрашенную разноцветными лентами и платками, и всю конструкцию прятали где-нибудь в сарае до пятницы. В пятницу, после завтрака, устраивали «встречу Масленицы»: вывозили куклу на улицу и праздничным поездом катили по селу. Во главе ехала сама «Масленица», рядом с которой ставили самую красивую и нарядную девицу . Сани с «Масленицей» волокли три парня, а следом тянулась длинная вереница запряженных парнями же салазок, в которых ехали нарядные девушки.

Выезд «Масленицы» открывался песней, которую затягивала красавица с передних саней:

«Дорога наша гостья Масленица,
Авдотьюшка Изотьевна,
Дуня белая, Дуня румяная,
Коса длинная, триаршинная,
Лента алая, двуполтинная,
Платок беленький, новомодненький,
Брови черные, наведенные,
Шуба синяя, ластки красные,
Лапти частые, головастые,
Портянки белые, набеленные!»,

«Наша Масленица годовая,
Она гостика дорогая,
Она пешею к нам не ходит,
Все на комонях разъезжает,
Чтобы коники были вороные,
Чтобы слуги были молодые!

Здравствуй, Масленица!»,
«Ой, Масленица-кривошейка,
Состречаем тебя хорошенько!
Сыром, маслом, калачом
И печеным яйцом!

Сударыня наша Масленица!
Протянися до Велика дня,
От Велика дня / До Петрова дня!» и т.п.

Песню подхватывали остальные девушки и парни, и весь масленичный поезд шумно двигался по деревенской улице. По дороге к процессии присоединялись ребятишки, взрослые и даже старики, сопровождающие поезд до самой горы, где «сударыня-Масленица» открывала катание: те парни, которые привезли ее на гору, садились в сани, а прочие прикрепляли к саням салазки и все вместе скатывались вниз. Катание продолжалось обычно до самого вечера, после чего «Масленица» снова водворялась в сарай.

На следующий день, в субботу, «Масленица» снова появлялась на улице, но на этот раз ее сани везла лошадь, украшенная разноцветными лентами, увешанная бубенцами и колокольчиками. Вместе с «Масленицей» снова садилась девица-красавица, но уже не одна, а с парнем-дружком, держащим в руках четверть водки и закуску (и то, и другое, покупалось в складчину, на общие деньги). За сани, как и прежде, привязывались салазки, на которых попарно сидели девушки и парни. Вся эта процессия с песнями ездила по селу, причем парни обычно «пользовались всякой остановкой, чтобы выпить и закусить». Веселье продолжалось до самой темноты.

В воскресенье с самого утра все начинали готовиться к «проводам». Ребятишки и молодежь собирали и уносили за околицу старые плетни, испорченные бочки, ненужные дровни и т.п. и складывали из них огромный костер; а в некоторых местах топливо для костра (солому, дрова и пр.) крали или собирали по всем дворам:

«Ельник, березник
На чистый понедельник!
Уж то ли не дрова –
Осиновы дрова,
Березовы дрова!
Подавайте их сюда
На Масленицу,
На горельщицу!».

С приближением сумерек к костру направлялась «прощальная процессия». «Масленицу» снова везли в санях, украшенных еловыми ветвями, а сопровождающие ее девушки жалобно пели: «Сударыня-Масленица, потянися» и т.д. У костра «Масленицу» ссаживали с саней и ставили на снег, потом снимали с еловой ветки ленты и платки и делили их между девушками. Затем девицы запевали:

«Шли, прошли солдатушки из-за Дона, несли ружья заряжены, пускали пожар по дубраве, все елки, сосенки погорели, и сама Масленица опалилась»;

а парни в это время зажигали «Масленицу». Когда костер разгорался, в него бросали все остатки «масленичного обжорства» – блины, масло, молоко и проч., иногда сопровождая это действо приговором:

«Гори, блины, гори, Масленица!», «Вот они каплют, блинки плачут!» и т.п.

Парни, перемазанные сажей, норовили и других испачкать, а в первую очередь, конечно, девиц и тещ:

«Теща, люли, поджаривай блины!».

Ребятишки, подбрасывая солому в костер, заклинали:

«Масленица, прощай! А на тот год опять приезжай!»;

молодежь же выкрикивала:

«Убирайся вон, старуха грязная! Убирайся вон, пока цела!».

После уничтожения «Масленицы» пепел от костра часто собирали и зарывали в снег, полагая, что это способствует плодородию.

Иногда «Масленицу» вместо сожжения «хоронили»: так, в Калужской губ. «делают из соломы куклу с руками, надевают на нее бабью рубашку и сарафан, а на голову навязывают платок. В таком виде кукла эта изображает собою Масленицу. Затем одну бабу нарядят попом, наденут на нее рогожу наместо ризы и в руки дадут ей навязанный на веревке осметок – на место кадила. Двое из участвующих в обряде берут Масленицу под руки и в сопровождении толпы, под предводительством «попа» пускаются в путь из одного конца деревни в другой, при пении различных песен.

Когда же процессия выступает в обратный путь, то Масленицу сажают на палки вместо носилок, накрывши ее пеленкой. Дошедши до конца деревни, процессия останавливается. Тут куклу-Масленицу раздевают, разорвут и растреплют всю. Во время шествия с Масленицей «поп», размахивая кадилом, кричит «аллилуя!», а за ним кричит, шумит вся толпа – кто во что горазд: кто плачет, кто воет, кто хохочет и т.д. А когда Масленицу хоронят, то поют песни».

Песни, которыми «провожали Масленицу», были схожего содержания: все они выражали сожаление о краткости праздника и оплакивали конец разгульного веселья.

Например, при проводах пели:

«Прощай, Масленица-вертушка,
Настает великий пост.

На деревне всё приели,
Подают селедки хвост!

Как на масляной неделе
В потолок блины летели! И-их!

Уж ты Масленица, ты обманщица,
Говорила семь недель, а остался один день!» (Калининская обл.);

«Прощай, Масленица,
Прощай, красная!
Наступает великий пост,
Дадут нам редьки хвост.
А мы редьку не берем,
Кота за уши дерем!

Масленица-ерзовка,
Обманула нас, плутовка!
Оставила нас
На кислый квас,
На постные щи,
На голодные харчи.

Ай, Масленица, обманщица!
До поста довела –
Сама удрала!
Масленица, воротись!
В новый год покажись!» (Владимирская губ.);

«Масленица, Масленица,
Семенова племянница,
Обманула-провела,
Нагуляться не дала.
Через семь недель
Будет светлый день,
Будем пасху святить,
Будем яйца красить!» (Ярославская губ.);

«А масляна, масляна полизуха!
Полизала блинцы да стопцы, —
На тарельцы.
А мы свою масляну провожали,
Тяжко-важко да по ней воздыхали:
“Ах масляна, масляна, воротися,
До самого Велика дня протянися!”» (Курская губ.);

«Масленица загорела,
Всему миру надоела,
Обманула, провела,
Годика не дожила,
До поста довела.
Шла сторонкою к нам,
По заулочкам, закоулочкам,
Несла блинов чугуны,
Надорвала животы!
Блинов напекла,
Сама все пожрала,
А нам редьки хвост
Дала на пост!
Весело гуляла,
Песни играла,
Протянула до поста, –
Гори, сатана!» (Владимирская губ.) и т.п.

В некоторых местах вместо чучела в ритуале «проводов» использовали живую «Масленицу» – нарядно одетую девушку или молодую женщину, старуху или даже старика в рванье. Такую «Масленицу» водили или катали по селу, а потом под крик и улюлюканье вывозили за село и там высаживали или вываливали в сугроб.

В некоторых местах в качестве «Масленицы» возили мужика–пьяницу: так, в Ярославской губ. «запрягают десять лошадей и более в нарочно для того приготовленную большую повозку своего рукоделья: лошади впрягаются гусем одна за другою; на каждую из них сажают вершника в рубище, разодранном с ног до головы, всего выпачканного сажею; один вершник держит большой кнут своего изделия, другой – метлу; везде и даже на свои шеи навешивают коровьи колокольчики и всякие погремушки; рогожную кибитку, всю испачканную, увешивают вениками, как будто унизывают жемчугом, и сажают в нее пьяного человека, тоже испачканного сажею и в разодранном рубище, облитом пивом; подле него стоит бочонок с пивом, против него – раскрытый сундук со съестными припасами – пирогами, рыбою, яйцами, оладьями и пряженцами»; и весь этот поезд под смех и шутки проезжал по всей деревне, после чего отправлялся в соседнее село .

Иногда для «Масленицы» (чучела или ряженого) устраивали своеобразный насест из тележного колеса. Например, в Сибири «робята, заготовив соломенное чучело с мужскими атрибутами и принарядив его в “мужичье” платье, усаживали в специальный экипаж, составленный из связанных в ряд двух-трех саней; в них впрягалось по одной лошади; в передок саней ставилась пустая бочка, рядом – стол с закуской, пустыми бутылками и винными стаканчиками; посредине водружалась жердь (в 9-10 аршин высоты), на нее надевалось на некотором возвышении колесо, а на нем привязывалось чучело в сидячем положении, с привязанными к нему куском коровьего масла и бутылкой со стаканами; на тот же экипаж клалось еще корыто».

В Симбирской, Саратовской и Пензенской губ. устанавливали на восьми или десяти дровнях, либо на огромных санях толстый и довольно высокий столб, привязывали к его макушке колесо, а сверху сажали «Масленицу» – известного всей деревне весельчака, молодого мужика или парня, «опытного в разных забавах и причитаниях»; его наряжали (иногда и по-женски), давали в руки чарку с вином и калачи, после чего возили в санях по всему селу, а «Масленица» при этом «представлял различные шутки, свойственные деревенскому мужику», либо пугал детей, клянчивших скоромное в канун поста. Сани его вместо лошадей тянули нескольких человек, ряженых лошадьми, а сопровождали «Масленицу» скоморохи, распевавшие песни, отпускавшие шутки и вообще всячески дурачившиеся.

Ряженье, маскарады и скоморошьи забавы при «проводах Масленицы» вообще были характерны для славянской народной традиции. Ряженые являлись представителями иного мира, «того света»; в них видели и души умерших, и стихийных духов , и жрецов древних богов. Рядились чаще всего в животных (коня, козла или козу, быка или тура, медведя, верблюда, журавля, аиста и др. ), персонажей загробного мира (умерших предков, покойников, смерть, разных страшилищ), в «свадьбу», пародийную брачную пару (где в качестве невесты и жениха обычно выступали ряженые «баба» и «дед»), а также в «чужих» (цыган, евреев, немцев, купцов и др.) или представителей нечистой силы (ведьму, русалку, черта, лешего и пр.).

Этих ряженых и называли соответственно: «кудесники», «чудики», «черти», «лешаки», «чаровники», «деды» и др. Рядились, как правило, холостые парни, изредка – девушки или взрослые (мужики и бабы) . Для изменения облика они мазали себе лица сажей или мелом, надевали личины (хари), закрывали лицо и голову тканью, соломенными волосами или остроконечными колпаками, оборачивались соломой, зеленью или тряпками, привязывали на спину горбы, надевали вывернутые мехом наружу тулупы или накидывали на себя шкуры животных, мешковину, полотно и др., навешивали на одежду колокольчики, бубенцы, старые вещи (лапти, веники и др.) и т.д.

Иногда, стараясь придать себе еще более страшное обличье, взбирались на ходули, вставляли в рот клыки из репы или таскали с собой кожуру тыквы с прорезями для глаз и горящей свечой внутри, брали в руки бичи, пруты, косы и т.д. Для того же, чтобы вызвать смех, надевали одежду противоположного пола (парни – девичий наряд, и наоборот) или другого возраста (молодые наряжались стариками, а старики – юношами), делали свой наряд нелепым (надевали костюм с разной длины рукавами и штанинами, разную обувь, корзину или горшок вместо шапки и т.д.), а также вели себя, как пьяные, отпускали разные шутки, устраивали потешные перебранки и т.д.

Святочное и масленичное ряженье часто содержало и эротические намеки: ряженые не только сами вели себя «непристойно» (отпускали соответствующие шутки, задирали женщинам подолы, разыгрывали эротические сценки и т.д.), но часто подбивали на это и других (например, заставляли парней и девушек прилюдно целоваться).

И ряженье, и символическое уничтожение «Масленицы» имело целью стимулировать плодородие земли и обеспечить хороший урожай. В сожжении или потоплении «Масленицы», например, одни исследователи видели умилостивительную жертву богам , а другие – символическое уничтожение или изгнание зимы и смерти с целью ускорить приход лета . Поведение ряженых, как видно из зимне-весенних обрядов, направлено было на усиление плодородной силы как таковой , а иногда – и конкретно на плодородие земли.

Так, в юго-восточной Болгарии и восточной Фракии на Масленицу (в течение всей недели и в первый понедельник Великого поста) «ради урожая» ходила особая бригада ряженых холостых мужчин – т.н. кукеров. В их дружине было четкое распределение ролей: предводителем был «кукер» или «хаджия», а его «свиту» составляли «кукерица» (или «невеста», «баба»), «царь», два или четыре «сборщика налогов», «парикмахер» и др. Кукеры рядились обычно в вывернутую мехом наружу одежду, увешанную разными по величине колокольцами и бубенчиками, и причудливые маски, украшенные монистами, зеркальцами, перьями, лентами и пр. В руках они носили деревянные сабли или фаллосы. Кроме того, каждый участник мог иметь какие-то особые, отличительные черты: например, ряженый «бабой» одевался в лохмотья и таскал в руках корзинку с прялкой и пряжей, а также «ребенка» из дерева и тряпок; кроме того, во время обходов он нередко имитировал роды, выпуская из-под одежды котенка, или похищал настоящего ребенка.

«Сборщики налогов» носили с собой цепь, которой ловили встречных, требуя с них «неуплаченные долги»; а «парикмахер» норовил «побрить» окружающих своей деревянной саблей. Дружина кукеров обходила все дворы, изрекая благопожелания и собирая подарки, а также представляя комичные сценки. Время от времени кукеры пускались в пляс и во время этих буйных танцев звонили в колокольцы, размахивали деревянными фаллосами и саблями, прогоняя нечистых духов. Завидев бездетных женщин, они бросались за ними следом, чтобы их «оплодотворить».

В завершение обряда на сельской площади устраивали для кукеров пиршество; главным персонажем теперь становился «царь», который провозглашал тосты за здоровье, урожай и плодовитость всего живого. После этого устраивали символическое «запахивание и засевание»: кукеры впрягались в плуг, а «царь» погонял их, распахивая три борозды и засевая их; затем кукеры «убивали» своими саблями «царя», но тот через некоторое время «воскресал», изображая этим весеннее «воскрешение» земли и покоящихся в ней семян.

Характерно, что карнавальные шествия ряженых происходили и в тех местах, где чучела «Масленицы» не делали вовсе. Также повсеместно на Масленицу разжигали костры в специально отведенном для этого месте (за селом, на возвышенных местах, на полях или у реки). Топливом для костров служила преимущественно солома, а также просмоленные бочки, дрова, всякие щепки и мусор: «вечером в воскресенье [масляной недели] поселяне выносят из своих дворов по снопу соломы и, сложивши их на окраине деревни, сожигают при радостных кликах и песнях собравшегося народа, – каковой обряд называется сожжением Масленицы. Иногда пуки соломы навязывают на шесты, расставляют по дороге и палят после солнечного заката, а иногда заменяют их дегтярными бочками.

Существует еще обычай сожигать на прощеное воскресенье ледяную гору, для чего собирают по дворам хворост, щепки, худые кадки, складывают все это на ледяной горе и затем разводят костер» . В огонь масленичного костра часто выбрасывали и всякое старье – износившиеся лапти, бороны, веники, бочки и прочие ненужные вещи, предварительно собранные (а иногда даже специально для этого украденные) детьми или молодежью по всей деревне . Сжигалась в кострах и скоромная пища, а в некоторых местах и вообще вся еда, оставшаяся с Масленицы .

На Балканах (Болгария, Македония, восточная Сербия) масленичный костер считался самым главным в году ; его раскладывали прямо на земле, иногда вокруг столба, а вдобавок к этому пускали огненные стрелы (символ молнии) и возжигали гигантские факелы . У русских же принято было на Масленицу зажигать большое тележное колесо; при этом его либо насаживали на длинную жердь, воткнутую посреди ритуального костра , либо поджигали и скатывали с горы.

Колесо у всех славян считалось символом солнца; сочетая в себе символику круга и движения, оно ассоциировалось с «поворотом» небесных светил, а также с небесным огнем вообще . Колесо на шесте, выставленное на Масленицу посреди села, соотносилось с общеславянским образом мирового дерева и часто являлось ритуальным центром празднества, а его сожжение символизировало разгорание небесного светила, означающее приближение лета.

Разжигание огня на Масленицу повсеместно считалось способом активизации вегетативных сил земли. Считалось, например, что масленичные костры способствуют урожаю, и чем выше костер, тем лучше урожай; там, где был виден свет костра, рожь уродится гуще и не будет летом града. Болгары пускали от костра огненные стрелы «за жито» (чтобы жито лучше уродилось); а жители западной Сербии размахивали факелами в садах, чтобы было больше фруктов, и обходили с факелами загоны со скотом, приговаривая: «Факел горит, корова плодится, жито родится». Кое-где считалось также, что у тех, кто выше прыгнет через костер, будет лучше урожай пшеницы, вырастет выше лен и т.д.

Поскольку масленичный огонь, олицетворявший солнце, повсюду считался святым и очищающим, его повсюду считали оберегом от всякого зла (нечистой силы, болезней и пр.), исцеляющим и усиляющим жизненные силы. Например, в юго-восточной Сербии дети перепрыгивали через костры, называемые «черная ведьма» («каравештица»), и при этом кричали: «Черная, черная ведьма, ты, баба, ведьма!»; этим они изгоняли из села всех ведьм, после чего собирали по домам яйца в качестве вознаграждения.

У болгар через масленичный костер прыгали все, т.к. считалось, что это действо на весь год предохраняет от вредных насекомых , а также от болезней и злых духов. Сербы и хорваты тоже верили, что перепрыгивание через костер защищает на весь год от укусов блох и змей. Схожие поверья существовали и у восточных славян: русские, например, прыгали через костер, чтобы избавиться от болезней, защититься от порчи и т.д. Даже само пребывание около костра обеспечивало человеку здоровье и удачу на весь год.

Exit mobile version