НАНАЙЦЫ
Язык – тунгусо-маньчжурская группа алтайской семьи языков.
Расселение – Хабаровский и Приморский края, Сахалинская область.
На Амуре и Сахалине живут нанайцы. Это один из шести — негидальцы, ороки, орочи, удэгейцы, ульчи — близких по культуре родственных между собой тунгусо-маньчжурских народов. Около двух тысяч нанайцев (хэчжэ) насчитывается в Китае — в междуречье Амура, Сунгари, Уссури.
Письменность существует с 1931 г. на латинской, а с 1963 г. — на русской графической основе. Распространен русский язык, в 1989 г. его назвали родным 55,3 % нанайцев.
Самоназвание — нанай, нани (от на — «земля», най — «человек») — «люди этой земли». Бытовали и другие самоназвания: на рр. Кур и Урми — бира гуруни, бира бэйэни — «речные люди», на Амуре — хэдены — «ниже по течению живущие», по берегам оз. Болонь — баланкан — «жители оз. Болонь», группы нанайцев по р. Бикин — монай, мунэй — «лесные люди». В русских источниках с XVII в. они известны как ачаны, акани, нгатку, голди, гогди, в китайских и маньчжурских — как юйпитацзы — «люди в рыбьей коже» либо шитуаньбу — «пользующиеся собаками».
Предки нанайцев — носители неолитических культур Нижнего Амура. В конце неолита (конец второго тысячелетия до н.э.) и позднее на Нижний Амур проникали тюркские, древнекорейские и другие группы племен из северо-западных районов. В III—VII вв. усилился приток разных народов с запада и юга, в XI—XIII вв. появились выходцы из внутренней Монголии. В XVII в., когда в регион проникли первые отряды русских казаков, нанайцы заселяли долину Амура между его притоками Уссури и Сунгари. Постепенно они перебрались на притоки Уссури, продвигаясь вниз по течению Амура; рядом с ними жили китайцы и корейцы. В середине XIX в. территорию Нижнего Амура стали заселять русские, оказавшие большое влияние на материальную культуру, хозяйственную деятельность и духовную жизнь аборигенов.
Традиционное хозяйство носило комплексный характер. Преобладало круглогодичное рыболовство, сочетавшееся с охотничьим промыслом. Важное значение имело собирательство. Массовый лов начинался с весенним вскрытием рек, когда добывали любую (свыше 120 видов) рыбу. В августе—сентябре на лососевых расставляли ставные и плавные сети различной формы, малые невода (большая сеть с мешком-мотней), били гарпунами и острогами (орудием в виде вил). Зимой и летом сооружали запоры-заколы или заездки (изгороди в водоеме, часто в виде буквы «Г», с сетной ловушкой). Период промысла лосося для семьи был самым напряженным: мужчины ловили рыбу, женщины разделывали ее, заготавливали впрок, посильную помощь оказывали дети. Лосося запасали в таком количестве, чтобы хватило на год. Готовили юколу, вытапливали рыбий жир, собирали кожи, впрок запасали всевозможные отходы для корма ездовых и охотничьих собак, которых держали до десяти на семью.
Мужчины круглый год охотились на лося, изюбря, медведя, кабана и птицу. Пушного зверя промышляли зимой группами, уходя в тайгу на 2—4 месяца. Разнообразны способы и орудия охоты: с помощью копья (гида), дротиков (сугбэ); по насту — с копьем и луком (бури); во время гона копытных подманивали манком — берестяной трубой; использовали ловчие ямы, изгороди — засеки, загородки, на крупных животных ставили самострелы (тойгана), на соболя — петли, сеточки, на других пушных зверьков — ловушки. В конце XIX в. охотились с ружьями, но продолжали использовать и луки. В тайге заготавливали лес для строительных и других надобностей, бересту для утвари и лодок, материалы для плетения. Занимались сооружением жилищ и хозяйственных построек, лодок, обработкой кости, кузнечеством. Изготовляли остроги, крючки, правили ножи, плели сети и невода, на сбыт добывали корень женьшеня. Женщины собирали дикоросы, обрабатывали кожи и шкуры животных и рыб, шили одежду, обувь, головные уборы, плели циновки, корзинки, сумочки. В случае необходимости охотились и рыбачили. Зимой, когда мужчин не было дома, им приходилось самим прорубать лед, ставить над прорубью укрытия, ловить мешкообразными сетями или удочками рыбу.
По рекам продвигались на дощатых большой грузоподъемности лодках-плоскодонках с острым носом и тупой кормой, а также на остроносых или с лопатообразным носом лодках-долбленках и берестяных лодках-оморочках (местный термин). Зимой — на лыжах-голицах и подволоках, подбитых мехом, а также на собачьих ездовых нартах амурского типа, легких, узких, с полозьями, загнутыми с двух сторон. На них садились верхом, поставив ноги на маленькие лыжи. Собак запрягали «змейкой» или «елочкой». В каждой семье непременно была и ручная нарта, по форме сходная с традиционной амурской. Тянула ее упряжка из двух-трех собак. В конце XIX в. у русских заимствовали низкие, широкие нарты с вертикальной и горизонтальной дугами и попарно запряженными собаками. На них перевозили казенные грузы и почту. В этот же период начали транспортировать грузы на лошадях.
Поздней осенью охотники отправляются на промысел, погрузив в лодку нарту
Жили оседло в малых селениях, в среднем из одного — пяти жилищ. Более крупных селений — по 10—15 жилищ — было немного. Для зимы строили бревенчатые дома (зимники), похожие на ульчские хагду с низкими нарами. В южных районах стены делали из плетня, обмазанного глиной. Каждая семья (в доме обычно их было 3—4) имела свой очаг и часть нар, на которых спали, питались, ставя на них маленькие столики, здесь же размещали личные вещи, утварь, детскую колыбель. Существовали также землянки и полуземлянки. В конце XIX в. появились срубные дома. Возле них — хозяйственные постройки — срубные амбары на сваях (такто), вешала из вертикальных и горизонтальных жердей для юколы, а ближе к берегу — вешала для просушивания сетей, неводов и лабазы-помосты для вещей. Из жердей на местах летних промыслов сооружали двускатные четырехугольные постройки (дауру), как у ульчей, или жилища полусферической или конической формы.
Традиционную одежду шили из рыбьей кожи, шкур оленя, лося, нерпы и ровдуги. Еще до XVII в. у китайцев и маньчжуров, позже у русских в обмен на пушнину приобретали ткани. Мужские и женские халаты из рыбьих кож и ткани делали широкими, левую полу двойной ширины застегивали на правом боку. Летние шили одинарными или на подкладке, зимние (тканевые) подбивали ватой. Женская одежда отличалась большей длиной и наличием орнаментов на концах рукавов, вокруг шеи, по низу подола. Зимняя — из ценных мехов — была доступна только женщинам из зажиточных семей. Мужчины, отправляясь в дорогу зимой на нартах, надевали шубы из оленьего меха, а сверху — юбку из нерпичьих шкур. Нижняя одежда мужчин и женщин состояла из коротких штанов (пэру) и ноговиц (горон) из ткани на вате. Мужские длинные ноговицы из камусов лосей и оленей подвязывали ремнями к поясу на талии. Под халат женщины надевали длинные, до колен, нагрудники из ткани или ровдуги с вышивкой в верхней части и металлическими подвесками внизу.
Промысловая одежда охотника: куртка из шкур молодняка крупных животных, летом — халат, безрукавка, передник-фартук и маленькая шапочка с султаном из беличьего хвоста или фигурного узла. Ее надевали на белую тканевую накидку-шлем, закрывавшую голову, шею и плечи. Летнюю промысловую одежду рыбака изготовляли из рыбьей кожи. До середины XIX в. поверх халата надевали юбки из того же материала.
Головные уборы мужчин и женщин зимой — тканевые на вате или меховые, капорообразной формы, летом — берестяные плоскоконические шляпы.
Обувь амурского типа — поршневидную и тунгусского типа — башмаковидную для лета делали из рыбьей кожи, лосиной ровдуги, а для зимы — из нерпичьих шкур, лосиных камусов. В поршни из рыбьей кожи, которые надевали, отправляясь на подледный лов, вкладывали многослойные стельки из травы. Для обуви из лосиных камусов и шкур изготавливали меховые чулки.
Мужские и женские украшения обычно покупали. Среди них браслеты, в том числе ножные (их надевали маленьким детям в качестве оберегов), кольца и серьги в крыльях носа либо носовой перегородке носили только женщины. Рыбу ели в сыром, мороженом, вяленом, вареном, жареном виде. В XIX в. ее стали коптить и солить, заимствовав способы засолки у русских. Из рыбы, мяса зверей и птиц варили супы, приправленные дикорастущими травами. Головы некоторых пород рыб, большую часть тушек сазанов, печень, почки, селезенку и костный мозг крупных животных предпочитали только в сыром виде. Из ягод черемухи готовили тесто и пекли лепешки, из диких съедобных растений весной делали салаты. В обмен на пушнину приобретали муку, крупу и т.п. В конце XIX в. в южных районах начали выращивать овощи, картофель.
Нанайский род (хала) делился на поколения (дялан). Родство определялось по отцовской линии (патрилинейный род — от лат. pater — отец, linea — линия). Численность родов могла варьировать от 70—100 до 450—900 человек. Впрочем, позднее многие из них уже не были настоящими родами, а состояли из «ветвей» различного происхождения. Между ними были возможны браки (т.е. родовая экзогамия не соблюдалась), но сохранились обычай авункулата и многоженство, особенно среди зажиточных людей. Жители национальных селений часто вступали в смешанные браки. «Осколки» родов объединялись и помогали друг другу, образуя союзы (доха). Отношения доха — «породненные» — предусматривали экзогамию внутри союза и помощь вдовам и сиротам.
Нанайцы жили территориально-соседскими общинами нанкан — «на одной территории живущие», в которых кровнородственные связи заменялись соседскими. При малой населенности региона (15 тыс. коренных жителей) рыболовных и охотничьих угодий хватало на всех, на этой почве конфликтов практически не было. В общине все были равны. При возникновении же серьезных споров созывали межродовой суд, в котором свою роль играли и голоса женщин. Главными внутри общин были отношения взаимопомощи. По обычаю, каждый мог взять себе рыбу «на котел» из лодки вернувшегося с рыбалки односельчанина. Мужчины вместе строили дома, хозяйственные постройки, лодки, уходили бригадами по 5—6 человек на пушную охоту. Женщины помогали друг другу при родах, во время болезни, группами ходили в тайгу за дровами, дикоросами. В одиночку, без мужчин, месяцами промышлявших в тайге, женщины с детьми не смогли бы справиться с хозяйством. Поэтому в каждом зимнике жили 3—4 семьи, как правило неродственные. Родовые обряды (моления и т.п.) проводили совместно. Экономической единицей являлась семья, преобладали малые семьи. В конце XIX в. неразделенные семьи (с женатыми детьми, семьями женатых братьев) составляли 35 %.
Рано возникшие и постоянно развивавшиеся товарные отношения вызвали резкое имущественное расслоение. Уже в XVIII в. появились богатые торговцы, владеющие дорогим товаром (пушнина, хрящи и вязига). С маньчжурских ярмарок они везли дорогую одежду, а в приданое дочерям — в услужение нищих китайцев. Кроме торговцев появились и другие привилегированные категории — «главы деревень», «главы родов» и лица, проводившие «учет своего населения».
Нанайцы имели подробную систему мер, знали пиктографическое (рисуночное) письмо и умели составлять простейшие карты местности. Времясчисление было связано с хозяйственной деятельностью, календарь определялся промысловыми сезонами или фенологическими явлениями («добыча соболя», «лов кеты», «прилет орла» и др.).
Были развиты анимистические представления. Считали, что населенный духами мир делится на небесную (многослойную), земную и водную, подземную (с загробным миром буни) сферы. Главных небесных, верхних духов-богов называли Боа Эндурини и Боа Ама, Акпан Ама, а также заимствованными у маньчжуров именами — Сангия, Лаои, Найму Эндур, Саньси и др. Верхний мир населяли и мелкие духи, проникавшие на землю (их называли «люди»). Почитали духов — хозяев природы (промысловый культ), регулярно молились богу неба Сангия Мапа, хозяину земли На Эндурини, хозяину тайги Дуэнтэ Эдени (медведю или тигру). Раз в год, перед началом зимнего охотничьего сезона, у священного дерева (туйгэ) совершали коллективные моления с кровавыми жертвоприношениями свиней. Каждый охотник приносил на этот ритуал своих деревянных божков-покровителей. Главной среди них была маленькая фигурка эдехэ — небесного покровителя, дарующего охотнику пушнину.
В нанайском доме обязательно хранили крупную, более метра, деревянную антропоморфную (человекоподобная — от греч. anthropos — человек) фигуру духа — охранителя дома (дюлин). О нем заботились, его кормили, чтобы он защищал обитателей дома от болезней, помогал ушедшим на промысел охотникам. В жилищах держали и другие крупные деревянные фигуры таежного и речного духов (в виде рыбы). Некоторые семьи имели свои деревья для молений (пиухэ), на толстых ветвях которого вырезали треугольное углубление, куда, как считалось, спускаются с неба боги. Приносили жертвы и отдельным крупным камням, с которыми связывали представление о «древнем прародителе», создавшем мир.
Широкое распространение имело шаманство. Становлению будущего шамана предшествовала тяжелая, иногда годами продолжавшаяся болезнь. После обряда посвящения он получал снаряжение для камлания: овальный бубен (унгчуху) с колотушкой (гисил), халат, кофту и юбку с нанесенными на них изображениями духов-помощников: змей, жаб, червей, драконов, птиц и др. Во время камлания шаман надевал кожаный пояс с металлическими коническими подвесками; к шее, поясу, локтям и голове прикреплял связки ритуальных стружек. Непременным атрибутом была деревянная 10—15-сантиметровая антропоморфная фигурка главного духа-помощника, его второго «я». Шаманы различались силой: слабые умели лечить себя и не имели бубна; средние лечили других, хэргэнты сама обладали силой «воскрешать» душу умершего. Шаман высшего ранга «перевозил» душу усопшего в загробный мир. Весной и осенью шаманы устраивали камлание (унди) и обходили жилища, очищая их от злых духов.
Во второй половине XIX в. миссионеры Благовещенской духовной миссии пытались обратить нанайцев в православие, однако принято оно было довольно формально.
Наиболее древние виды фольклора — мифы: космогонические (от греч. cosmogonia — происхождение мира) и этиологические (от греч. aitiax — причина и logos — учение). С ритуалом связаны шаманские мифы, беседы с душами умерших, плачи, молитвы, заговоры на удачу, от болезней, заклинания. Особый жанр составляют предания, посвященные топонимике (происхождению названия местности), возникновению родов и территориальных подразделений, различным событиям истории народа, выдающимся людям, а также сказки о животных, бытовые, волшебные, героические и детские.
Музыка нанайцев родственна музыке ульчей, удэгейцев, орочей, негидальцев, эвенков, эвенов и маньчжуров. Заметно влияние монгольских народов, а также нивхов, айнов, корейцев, китайцев и русских. Песенные жанры подразделяют на лирические, игровые и эпические.
Шаманскую музыку отличает повышенная эмоциональность пения (йaйaн), сопровождаемого игрой на бубне и звоном пояса с погремушками. Шаманские обряды предваряют попеременной игрой на бубне (гон-гон) помощники шамана и зрители.
Музыкальные инструменты — смычковая лютня с трубчатым резонатором, дуговые — металлический и пластинчатый варганы, а также духовые инструменты различной конструкции, изготовленные из всевозможных материалов.
Основные проблемы нанайцев связаны с отторжением территорий традиционного природопользования и загрязнением р. Амура. И тем не менее на начало 1999 г., например, в Хабаровском крае работают 75 национальных хозяйств и родовых общин.
Подготовку национальных кадров высшей квалификации ведут Хабаровский и Комсомольский-на-Амуре педагогический университет, Хабаровский государственный университет искусств и культуры и др. В начальных и средних школах Хабаровского края занятия проходят на родном языке. Изданы букварь, учебники на нанайском языке, а также нанайско-русский словарь.
Ритуальная скульптура «Всадник на медведе». Дерево. ХIХ в.
Районная газета «Анюйские перекаты» ежемесячно выпускает приложение, местное радио транслирует передачи, а Гостелерадиокомпания «Комсомольск» выпускает программу «Мангбо Найни» на нанайском языке. В Хабаровском крае любимы народные ансамбли «Гивана» («Рассвет»), «Мангбо» («Амур»), «Сиун» («Солнце») и др.
Возрождению и сохранению традиций способствуют созданные в Нанайском, Ульчском и Комсомольском районах Ассоциации коренных малочисленных народов и общественный Фонд заслуженного артиста Российской Федерации Кола Бельды.
статья из энциклопедии "Арктика - мой дом"
Айзенштадт А.М. Поют нанайцы и ульчи //Сов. музыка. 1958. № 11.
Киле В.И. Песни и сказки бикинских (уссурийских) нанайцев: Репертуарный сб. Владивосток, 1922.
Липская-Вальронд Н.А. Этнография народов Севера. Л., 1986.